Это падение послужило камешком, сдвинувшим лавину. Как подозреваю, герр Мюллер и его карающий меч швейцарской закалки давно привыкли к подобным сценам и не испытывали затруднений в распределении обязанностей. Нам с отцом Лабрайдом достались роли молчаливых свидетелей.

Бедная женщина невольно оказала своему мужу, еще не до конца осознавшему, что происходит, дурную услугу: делла Мирандола растерялся. Конечно, у него не существовало ни малейшего шанса скрыться, однако он мог попытаться втянуть отца Густава в юридический спор, сослаться на дипломатическую неприкосновенность, договориться, в конце концов... Вместо этого он рванулся к упавшей Андреоле и, разумеется, прямиком угодил в медвежьи объятия подчиненных фон Цорна. Далее последовала не слишком-то приглядная сцена, более напоминавшая скандал в трактире пани Эли, когда вышибалы удаляют из приличного общества не желающего платить и не в меру буйного посетителя.

Господин посол схватился за шпагу и не очень связно, однако яростно пригрозил порубать всех божьих псов в мелкую шелуху и начать это увлекательное занятие с преподобнейшей особы папского легата. Отец Бенедикт, ни на кого не обращая внимания, проложил фарватер к мадам Мирандола, подававшей слабые признаки жизни и захлопотал вокруг нее, ровно наседка вокруг свалившегося в лужу цыпленка. Позабытый в суматохе синьор Фортунати и здраво решивший покинуть поле сражения Джулиано Орсини благополучно шмыгнули в оставшуюся без присмотра дверь и ретировались. Винить их не за что: коли инквизиция заявилась по душу вашего соседа, вам лучше притаиться и переждать в укромном месте. Орсини, впрочем, через некоторое время вернулся обратно — надо полагать, провел владельца театра черным ходом на улицу и решил разделить судьбу обитателей посольства.

Ручаюсь, хозяин «Таборвиля» сделает все от него зависящее, чтобы как можно быстрее оповестить Прагу о событиях в Лобковицком дворце. Теперь для господ актеров настанут плохие времена. Их покровитель имел неосторожность попасться на зубок братьям-доминиканцам, глядишь, из забытья извлекут давний императорский указ о запрещении публичных представлений, и придется труппе синьора Лоренцо собирать вещички да отправляться на поиски лучшей доли.

Отче Лабрайд наблюдал за происходящим с выражением плохо сдерживаемого отвращения, и какая-то часть моего соображения устало подивилась: неужели правая рука господина председателя инквизиционного трибунала недовольна происходящим? С чего бы? Осуществляется наяву давняя мечта — самый злостный еретик Праги скоро получит по заслугам. Может, ему не нравится, что арест происходит с таким шумом и треском? Но это уже дань склонности герра Мюллера к драматическим эффектам...

Андреолу привели в чувство и она немедленно вмешалась в общую сумятицу. Робкая попытка отца Бенедикта и Джулиано выставить ее из гостиной потерпела неудачу — женщина вырвалась из поддерживающих ее рук. Когда ее не подпустили к обезоруженному и зажатому в угол комнаты делла Мирандоле, она перешла к безотказному способу воздействия — залилась слезами и снова упала, но теперь на колени перед отцом Густавом. Пришедший в себя венецианец закричал, чтобы она не смела, не смела унижаться, пытаясь разжалобить того, кто не способен испытывать обычные человеческие чувства, но я сомневаюсь, чтобы слова синьора Аллесандро достигли слуха той, кому предназначались. Насмерть перепуганная Андреола находилась в малоприятном состоянии, когда человеческий разум снимает с себя всякую ответственность за поступки своего владельца и вдалеке появляется ухмыляющийся череп призрака грядущего безумия.

Тут на сцену выступил его преосвященство Маласпина. Пока вокруг кипели страсти и рушился привычный мир, он пребывал в странном оцепенении, рассеянно изучая прилетевшую под ноги маску-баутту — бело-золотой бесстрастный лик с носом-клювом и черными провалами глазниц. Доселе герр Мюллер не обращал внимания на кардинала Пражского, и тот видимо, решил лишний раз не раздражать зловещего любимца римского понтифика.