Изменить размер шрифта - +
Я так понял, он один из организаторов выставки. Что-то вроде мецената или продюсера молодых талантов.
Да ладно!
— А коллега ваш, простите, он кто? Тоже историк?
— Почти. Археолог. Ох, мы с ним в разных экспедициях не одну меру соли съели, пополам с песком и потом! Очень боевой, гхм, товарищ… Помнится, как-то отыскал он в арамейских землях остатки храма сасанидов — если, конечно, так можно назвать ту груду камней. Но кое-какие любопытные барельефы там сохранились, да. Так вот, знаете, что сделал Гоша, когда объявились какие-то дикие персы, и начали требовать убраться с якобы их земли?
— Даже и представить не могу.
— Начал бросаться в них скорпионами! Зачерпывал прямо горстями, и швырялся в несчастных иранцев!
— В персов, — поправил я его.
— Вряд ли, — засомневался профессор, — Для персов они были уж слишком молоды.
— А при чем тут возраст-то?
— Так ведь Персия стала Ираном в середине тридцатых. В тридцать пятом, если точнее. А в экспедиции мы были, дай Аллах памяти…
Слушать про Иран было не так интересно, как про скорпионов, поэтому я сменил тему:
— А где он их столько взял, ваш друг?
— Иранцев? Так ведь они сами пришли…
— Скорпионов.
— В кувшине! И вот тот уже точно был самым настоящим персидским!
— Тогда откуда они взялись в кувшине, да еще так много?
— Не знаю… — старик задумчиво почесал тростью кончик носа, — Может, мы его таким уже нашли?
— Без понятия, меня же там не было.
К счастью, его «увлекательный» рассказ не то об иранских персах, не то о персидских скорпионах был прерван появлением довольно импозантного молодого человека. Ну, как молодого — лет тридцати, может, чуть больше.
Одет он был в кожаные коричневые брюки в ковбойском стиле, с бахромой, остроносые замшевые туфли и в самый настоящий замшевый кафтан, прямо как на картинах — длинный, с отворотом, со стоячим воротником и петлями, подпоясанный кушаком … 
Завершала образ тяжелая трость и круглые очочки, сдвинутые на самый кончик носа.
Прямо какой-то западно-дикий стрелец-удалец.
— Анатолий, мальчик мой! — обрадовался его появлению историк.
— Дядя Рашид, здравствуйте. Не думал, что вы так рано объявитесь. Разве занятия уже закончились?
— Так ведь уже все, никаких лекций, сплошные рефераты и дипломники.
Они обменялись размашистым крепким мужским рукопожатием, и «стрелец» наконец-то обратил внимание на меня, встав в картинную позу: ноги широко расставлены, между ними «воткнута» в пол трость, на которую он опирается обеими руками.
— Ах да, Анатолий. Разреши представить тебе моего коллегу, Бонифация Петровича, он, кстати, искусствовед и художник.
— Тоже преподаете? — сдержанно улыбнувшись, потянул тот руку.
— Уже нет. В поиске.
— А я, если можно так выразиться, один из устроителей вот этого всего безобразия, — «стрелец» скривился и обвел рукой вокруг, указывая на картины-пятна.
— Сочувствую, — я улыбнулся, — Какая-то свежая столичная звезда, новое слово в размазывании красок по холсту очередным нетрадиционным способом?
— Скорее, наоборот, сплошная провинциальная бездарность. И мазюкает по старинке — кистью и кулаками, да еще и натурал и при этом мясоед. В общем, сплошная скукотища.
И он мне подмигнул.
Я невольно улыбнулся в ответ:
— Его хоть прямо сейчас в Красную Книгу, как вымирающий вид.
— Мое дело маленькое: бюджет освоить и выставки в указанных клиентом локациях организовать. Вот и крутимся, как можем, — он пожал плечами.
— Ага, — сообразил я, — Клиент, небось, это отец юного дарования?
— Этому «юному дарованию» уже самому за полтинник.
Быстрый переход