Всякое путешествие, имеющее пункт назначения, уже выглядит организованным извне, частью плана. Петров сходит и из теплого, светлого автобуса попадает в густую осеннюю ночь, долго идет, спотыкаясь, по мокрому полю и приходит в полуразрушенную деревню. В единственной уцелевшей избушке горит огонек. Он входит. Там старуха прядет бесконечную пряжу и поет бесконечную песню. Она кивает Петрову, не прерывая своих занятий. Он садится в угол, ловит на себе чей-то тревожный взгляд и в другом углу, в полумраке, различает того самого мрачного бородача, который вышел от следователя прямо перед ним. Бородача тоже привело сюда. Они сидят и смотрят друг на друга.
III
ПОСТЭСХАТОЛОГИЧЕСКОЕ
Наше свято место отныне пусто. Чуть
стоят столбы, висят провода.
С быстротой змеи при виде мангуста
кто могли, разъехались кто куда.
По ночам на небе видна комета
на восточном крае, в самом низу.
И стоит такое тихое лето, что расслышишь
каждую стрекозу.
Я живу один в деревянном доме, я держу
корову, кота, коня.
Обо мне уже все позабыли, кроме тех,
кто никогда не помнил меня.
Что осталось в лавках - беру бесплатно.
Сею рожь и просо, давлю вино.
Я живу, и время течет обратно, потому что
стоять ему не дано.
Я уже не дивлюсь никакому диву. На мою судьбу
снизошел покой.
Иногда листаю желтую "Ниву", и страницы
ломаются под рукой.
Приблудилась дурочка из деревни: забредет,
поест, споет на крыльце
Все обрывки песенки, странной, древней,
о милом дружке да строгом отце.
Вдалеке заходят низкие тучи, повисят в жаре,
пройдут стороной.
Вечерами туман, и висит беззвучье над полями
и над рекой парной.
В полдень даль размыта волнами зноя,
лес молчит, травинкой не шелохнет,
И пространство его резное, сквозное
на поляне светло, как липовый мед.
Иногда заедет отец Паисий, что живет
при церковке за версту,
Невысокий, круглый, с усмешкой лисьей,
по привычке играющий в простоту.
Сам себе попеняет за страсть к винишку,
опрокинет рюмочку - "Лепота!",
Посидит на веранде, попросит книжку,
подведет часы, почешет кота.
Иногда почтальон постучит в калитку - все,
что скажет, ведаю наперед.
Из потертой сумки вынет открытку
(непонятно, откуда он их берет).
Все не мне, неизвестным: еры да яти,
то пейзаж зимы, то портрет царя,
К Рождеству, Дню ангела, Дню печати,
с Валентиновым днем, с Седьмым ноября.
Иногда на тропе, что давно забыта и,
не будь меня, уже заросла б,
Вижу след то ли лапы, то ли копыта,
а вглядеться, так может, и птичьих лап,
И к опушке, к черной воде болота,
задевая листву, раздвинув траву,
По ночам из леса выходит кто-то
и недвижно смотрит, как я живу.
1991
* * *
Ты вернешься после пяти недель
Приключений в чужом краю
В цитадель отчизны, в ее скудель,
В неподвижную жизнь мою.
Разобравшись в записях и дарах
И обняв меня в полусне,
О каких морях, о каких горах
Ты наутро расскажешь мне!
Но на все, чем дразнит кофейный Юг
И конфетный блазнит Восток,
Я смотрю без радости, милый друг,
И без зависти, видит Бог.
И пока дождливый, скупой рассвет
Проливается на дома,
Только то и смогу рассказать в ответ,
Как сходил по тебе с ума.
Не боясь окрестных торжеств и смут,
Но не в силах на них смотреть,
Ничего я больше не делал тут
И, должно быть, не буду впредь.
Я вернусь однажды к тебе, Господь,
Демиург, Неизвестно Кто,
И войду, усталую скинув плоть,
Как сдают в гардероб пальто. |