Ну вот,
шли они вдвоем, шли… Туда, куда она хотела, конечно, не попали, не дурак он был в самое пекло лезть. Вместо этого закрутил с француженкой любовь. И
очень не нравилось наемнику, что через пару недель фифа уедет к себе на Елисейские Поля, а ему тут в дерьме оставаться. До того не нравилось, что
пожелал он в душе никогда из Зоны ее не выводить. Видели их после этого то в Рыжем лесу, то на Янтаре. А потом оба вдруг потерялись. Место последней
стоянки ребята Ореста разыскали случайно — все вещи на месте, ни трупов, ни гильз, костер потухший давно стоит, вместо него черный круг на земле. И
никаких следов.
— А дальше что?
— Наемник больше не появлялся. А ее… ну, видели пару раз. На запястье у бабы татуировка в виде черепа,
проткнутого розой. На шее шарф. Из-за этого многие думают и, наверное, правильно думают, что под шарфом черные синяки, баба мертвая, и Бархан ее
придушил.
…Меня эта история позабавила. В ней явно смешалась правда о настоящем Бархане с легендой о «черной невесте». В компании наемника, если
это не сплетни, бесследно пропал британский журналист. В самом же Бархане ничего мистического не было, если не считать за мистику крайнюю падкость
на деньги и сволочизм, позволяющий кого угодно сделать «гашеным»…
— Олесь пришел…
Олесем Нечипоренко звали того человека, которого ждали мы с
Лунатиком. Он был очень спокойным и прагматичным парнем, старался ни с кем не ссориться, поэтому за помощь запросил довольно много, зато выполнил
все, что обещал, аккуратно. Олесь махнул рукой, приглашая отойти для разговора, я растолкал Лунатика, и мы втроем выбрались из полуподвала под
крупные сентябрьские звезды.
— В общем, так. У Барыги и Борова был. Кто вас заказал, ни тот, ни другой не знают. Или знают, но говорить не хотят,
и это уже окончательно. Что касается Полоза, то похожего мужика видели в «концлагере». Попал он туда примерно две недели назад за долги лично Йоге.
Его дружков при этом постреляли. А теперь окончательный расчет, и я вас больше не знаю. Кстати, тебя, Моро, очень ищет Ремезов с «Агропрома», так
что в лагере не задерживайся. У диггеров с «агропромовцами» мир и нейтралитет.
Олесь сунул полученный сверток в карман и нырнул обратно в
полуподвал руины. Мы остались снаружи, мне не хотелось лезть в духоту и скученность убежища, рискуя после слов Олеся нарваться на ссору.
— Ну и
что, будем делать? К «концлагерю» пойдем? — тихо спросил Лунатик.
Я только молча кивнул. Лунатика было жаль, похоже, он перетрусил в этой чужой
для него разборке.
— Может, ты лучше по рации свяжешься с кем-нибудь?
— С кем?
— Тебе ведь кто-то помог сбежать с «Агропрома»… Он должен знать
и про Полозова тоже.
Я никогда и никому ни тогда, ни после не рассказывал о роли Лиса в моем побеге. Из естественной осторожности, а также потому,
что обещал самому Лису молчать. Проницательность Лунатика иногда не по-хорошему удивляла.
— Не буду я ни с кем связываться.
— Значит, не хочешь
никого подставлять?
— Не могу.
— А меня подставлять, значит, можно? Уже полмесяца прошло, а я проснусь ночью, и все кажется мне, что справа
забор из колючей проволоки, слева — «жарка», а в ногах у меня — труп пацана, который умер, накопив дозу в раскопах. |