|
Скорее всего, назвал свое имя. И протянул руку. А мне внезапно стало так страшно, вот прямо-таки настоящая паника обуяла. Как если бы вот-вот должно произойти нечто такое… из чего потом не будет никакого выхода, спасения. И чисто инстинктивно я толкнулась пятками в землю, отъезжая от него совсем чуть, но это, похоже, все поменяло. Прямые черные брови сошлись, создавая такие же прямые две глубокие поперечные складки, а радужки стремительно стали темнеть, а вслед за этим, повинуясь новому касанию пальцев в черной перчатке к тому же месту на шлеме, забрало вернулось-выросло снова, скрывая от меня лицо Карателя. И руку он мне больше не протягивал. Развернулся и двинулся к моим наконец остановившимся собакам, умудрившимся завалить набок санки и теперь зашедшимся в лае, который я как будто и не слышала всего мгновение назад. Такое чувство, что меня морок какой накрыл, как только я увидела черного, опускающегося передо мной, и слетел он только что. Взвившись на ноги, я бросилась вперед, стремясь опередить Карателя и еще, может, успеть… Не успела. Он выставил перед собой руку с раскрытой ладонью, и мои мохнатики стали валиться в снег без единого звука.
– Нет! – закричала, подбегая к ним и пытаясь встать у него на пути. – Не надо! Не тронь их! А он просто продолжал идти, как и шел, и через несколько секунд навис над моими вытянувшимися неподвижно собаками, умудрившись в какой-то миг миновать меня, не только не снеся со своего пути, но даже и не зацепив хоть чуть. – Зачем? За что ты… – я осеклась, заметив что он молниеносным движением извлек на свет один из моих запрещенных металлических карабинов. А я и увидеть не успела, как он умудрился отстегнуть его от шлеи и ремней постромков. – Это… это не оружие. Безопасно.
Ну да, как будто это довод. Железо запрещено для обладания и использования людьми. Любое. Совсем. Без исключений. Наказание за нарушение этого запрета – смерть. У этих черных для нас вообще только одна кара за все. Ни судов, ни разной степени вины, ни выяснения твоих намерений. Потому-то они и Каратели. Не судьи, не надзиратели. Обмирая и замерзая все сильнее от нервной изморози внутри, я наблюдала, как, не торопясь, черный находит и отстегивает остальные три карабина, шаря по складкам прошитой кожи одной рукой и укладывая железки на свою свободную ладонь. Как если бы наглядно желал продемонстрировать мне процесс усугубления тяжести моей вины. – Собаки не виноваты же, только я, – зачем-то сказала ему, глядя в непроницаемое забрало. Зачем он убирал его? Зачем показал себя? Зачем имя назвал? Имя ли? Это какой-то обычай? Я должна знать имя того, кто казнит меня, и увидеть его лицо? Ни про что такое не слышала. – Я Элли. Черный вздрогнул, вскинул голову и замер на секунду, явно уставившись на меня сквозь свой шлем. – Мое имя. Элли, – пояснила я, просто чтобы не молчать, ожидая своей участи. – Ты меня убьешь? Прямо сейчас? Ответа не последовало. Зато он сжал свою ладонь, где уже покоились все карабины, и через пару секунд на снег с громким шипением стали падать красные, пылающие капли. Раскаленный жидкий металл, что моментально остывал и исчезал, проваливаясь сквозь белое пушистое покрывало. |
