Девушка думала о тренировках лакросса, когда делала передачу с обратной стороны клюшки, и сравнивала ее с ложными выпадами мечом и переменой рук. Она вспомнила, как училась отправлять мяч на палку клюшки, рассчитывать отскок от стены, ловить мяч за спиной или между ногами.

Вэл попробовала эти движения с половинкой метлы. Просто чтобы проверить, можно ли так сделать, и посмотреть, нельзя ли из этого извлечь урок. Она подбросила банку из‑под газировки с помощью самодельной рукояти на палке, а потом ударила по ней ногой, отправив в своих мысленных противников.

Вэл посмотрела на отражение своего лица в окне. Кожа была подобна бесконечно податливой глине. Вэл могла изменить ее как угодно – сделать глаза огромными, словно у персонажа из мультиков, или туго натянуть кожу на скулах, острых, как ножи.

Ее лоб пошел волнами, губы истончились, нос стал длинным и крючковатым. Сделать себя прекрасной было легко, но это ей надоело, а вот делать себя карикатурной было бесконечно интересно. Для этого существовало так много способов!

Вэл играла в игру, где ее замуровывали в башне некроманта и приходилось бежать по нескончаемым лестницам. По пути она подбирала снадобья. Некоторые делали ее меньше, а некоторые – очень высокой, чтобы можно было проходить во всевозможные двери. Иногда в какой‑нибудь высокой башне сидел алхимик – так высоко, что он не видел, что происходит внизу. Где‑то появлялось и чудовище, но иногда алхимик был чудовищем, а чудовище – алхимиком. Вэл держала в руке меч, но он не изменялся, когда изменялась она, поэтому оказывался то крошечной зубочисткой на ладони, то громадной штукой, которую приходилось тащить за собой.

Когда Вэл открыла глаза, то увидела, что лежит на тротуаре. Бедра и спина у нее болели, на щеке отпечатался узор цементной плитки. Люди проходили мимо сплошным потоком. Она снова пропустила тренировку.

– Что случилось с этой дамой? – произнес детский голос.

– Она просто устала, – ответила какая‑то женщина.

Это была правда: Вэл устала. Она закрыла глаза и снова вернулась в игру. Ей необходимо было найти чудовище.

Иногда Вэл, измученная прошедшей ночью, приходила с остатками зелья в жилах. При этом глаза у нее казались обожженными по краям, словно их посыпали золой, а во рту пересыхало от жажды, которую не удавалось утолить. Она старалась, чтобы руки оставались твердыми, унимала дрожь, которая выдала бы усталость. Пропуская удар, девушка пыталась сделать вид, что это никак не связано с головокружением или тошнотой.

– Ты нездорова? – спросил Равус как‑то утром, когда она была особенно слаба.

– Я в полном порядке, – соврала Вэл. Ей казалось, что у нее высохли вены. Она чувствовала, как они пульсируют, как болят затвердевшие черные болячки на внутренней стороне локтей.

Тролль сел на край рабочего стола и указал на ее лицо палкой для тренировок, словно это был жезл волшебника. Вэл автоматически подняла руку, но если бы он захотел нанести удар, она, без сомнения, не успела бы парировать его.

– Ты очень бледна. Твоя защита просто безнадежна…

Он не стал заканчивать фразу.

– Наверное, я немного устала.

– Даже губы у тебя бледные, – сказал он, очерчивая их в воздухе деревянным клинком.

Его взгляд был пристальным, немигающим. Вэл страстно желала признаться ему в краже снадобья, в том, как они творят чары, в наполняющих ее непонятных запутанных чувствах, но вместо этого шагнула к Равусу, и он прекратил жестикулировать и отодвинул меч в сторону.