- Господни смотритель! Сколько больных у вас в настоящее время? -
спросил он.
- Двадцать шесть, ваше .преосвященство.
- Да, я насчитал столько же, - подтвердил епископ.
- Кровати стоят слишком близко одна к другой, - добавил смотритель.
- Да, я заметил.
- Комнаты не приспособлены для палат, и проветривать их довольно
затруднительно.
- И мне так показалось.
- А когда выпадает солнечный день, садик не вмещает всех
выздоравливающих.
- Я тоже об этом подумал.
- Во время эпидемий - в нынешнем году был тиф, а два года тому назад
горячка - у нас бывает иногда до сотни больных, и мы просто не знаем, что с
ними делать.
- Да, эта мысль тоже пришла мне в голову.
- Ничего не поделаешь, ваше преосвященство, - сказал смотритель, -
приходится мириться.
Этот разговор происходил в столовой нижнего этажа, имевшей форму
галереи.
С минуту епископ хранил молчание.
- Сударь, - спросил он смотрителя больницы, - сколько кроватей могло
бы, по-вашему, поместиться в одной этой комнате?
- В столовой вашего преосвященства? - с изумлением вскричал смотритель.
Епископ обводил комната взглядом и, казалось, мысленно производил
какие-то измерения и расчеты.
- Здесь можно разместить не менее двадцати кроватей, - сказал он как бы
про себя. - Послушайте, господин смотритель, вот что я хочу сказать
-продолжал он громче. - Тут, по-видимому, какая-то ошибка. Вас двадцать
шесть человек, и вы ютитесь в пяти или шести маленьких комнатках. Нас же
только трое, а места у нас хватит на шестьдесят человек. Повторяю, тут явная
ошибка. Вы заняли мое жилище, а я ваше. Верните мне мой дом. Здесь же
хозяева - вы.
На следующий день все двадцать шесть больных бедняков были переведены в
епископский дворец, а епископ занял больничный домик.
За все время своего пребывания в Дине епископ Мириэль ничего не изменил
в этой записи. Как видим, он называл ее сметой распределения своих домашних
расходов.
Батистина приняла такое распределение средств с полнейшей покорностью.
Для этой святой души епископ Диньский являлся одновременно и братом и
пастырем; другом - по закону кровного родства и наставником - по закону
церкви. Она любила его и благоговела перед ним, не мудрствуя лукаво. Когда
он говорил, она слушала и не возражала, когда он действовал, она
безоговорочно одобряла. Одна лишь служанка, Маглуар, тихонько ворчала. Как
мы могли заметить, епископ оставил себе только тысячу ливров, что вместе с
пенсией Батистины составляло полторы тысячи ливров в год. На эти-то полторы
тысячи и жили две старушки и старик. |