| Ее надо удалить, сказала она. Кучер назвал доктора, которого высоко ценил за то, что тот избавил его от затвердения седалища. Если он хочет спать в стойле, сказала его жена, пусть спит в стойле. Кучер взял со стола лампу и, оставив жену во тьме, проводил меня вниз по приставной лестнице, или скорее трапу, который вел в стойло. В углу на соломе он постелил мне конскую попону и оставил коробку спичек на случай, если ночью мне понадобится видеть. Что делала все это время лошадь, я не помню. Растянувшись, я слышал в темноте, как она пила, — звук ни на что не похожий — слышал внезапные перебежки крыс и приглушенные голоса кучера и его жены: они обсуждали меня. В руке я сжимал коробку спичек, большую коробку безопасных спичек. Ночью я встал и зажег одну. Ее крошечное пламя позволило мне определить местонахождение кеба. Меня охватило, но затем оставило, желание поджечь стойло. В темноте я отыскал кеб, открыл дверь, — из него устремились крысы — и забрался внутрь. Устраиваясь, я заметил, что кеб больше не стоит горизонтально, естественно — оглобли покоились на полу. Так было лучше, я смог прекрасно улечься, закину ноги выше головы на противоположное сиденье. За ночь я несколько раз чувствовал на себе через окно взгляд лошади, слышал ее дыхание. Теперь, когда ее распрягли, мое присутствие в кебе, видимо, ее смущало. Я забыл прихватить попону, мне стало холодно, но не настолько, чтобы идти за ней. Сквозь окно кеба я видел окно стойла, все четче и четче. Я вылез из кеба. Теперь в стойле было не так темно, я мог различить ясли, решетку, висящую упряжь, что еще, ведра и щетки. Я подошел к двери, но открыть ее не сумел. Лошадь не спускала с меня глаз. Спят ли лошади вообще? Мне показалось, что кучеру следовало привязать ее, например, к яслям. Итак, я был вынужден уходить через окно, А это непросто. Но что просто? Первой прошла голова, руками я уперся в землю, пока ноги отчаянно болтались, пытаясь выскочить из рамы. Я помню пучки травы, за которую я цеплялся обеими руками, силясь вырваться. Мне бы следовало снять пальто и выкинуть в окно, но это означало необходимость думать. Не успел я покинуть двор, как что-то припомнил. Слабость. Я сунул в коробок банкноту, вернулся во двор и положил спички на подоконник того окна, из которого только что вылез. У окна стояла лошадь. Но сделав несколько шагов по улице, я вернулся и вытащил банкноту. Спички я оставил, они были не мои. Лошадь по-прежнему стояла у окна. Меня тошнило от этой лошади. Как раз занимался рассвет. Я не знал, где нахожусь. Я пошел на восходящее солнце, в том направлении, где, мне думалось, оно взойдет, дабы поскорее выйти на свет. Мне полюбился бы морской горизонт, или пустынный. Если я утром не дома, то иду встречать солнце, а вечером последую за ним, пока не свалюсь среди мертвецов. Не знаю, к чему я рассказал эту историю. С тем же успехом я мог рассказать иную. Возможно, как-нибудь в другой раз я и расскажу иную. Люди, вы поймете, насколько он похожи. |
