Им всем стёрли память, вложили ложные воспоминания, и все теперь думают, что они поляки. Но очень прогермански настроенные поляки — обучение у нас шло на немецком языке, а императора Священной Римской империи славили по сто раз на день.
— Какая мудрёная схема. Удивительные и пугающие своим размахом вещи ты рассказываешь, Роман.
— Вы ещё не раз удивитесь, пока я буду говорить.
Я в общих чертах рассказал Милютину всё, что узнал про центры подготовки, про то, как ко мне вернулась память, и про побег.
— Даже и не знаю, как на это реагировать, — произнёс руководитель столичного департамента КФБ, когда я закончил рассказ. — А ты на карте сможешь показать расположение этих центров?
— Только своего. Но я думаю, расположение остальных сможет показать заместитель директора нашего центра по хозяйственной части, который сейчас лежит в медпункте. Думаю, он много чего сможет показать и рассказать.
— Ты привёл с собой языка?! — Милютин буквально вскричал от удивления.
— Да. А иначе как вы спасёте ребят без нормальной информации? Только не привёл, а принёс — мне пришлось отрезать ему ноги.
— Будет себя хорошо вести — нарастим.
— Я тоже так подумал.
— Если всё, что ты сказал — правда, то ситуация очень серьёзная. Ребят надо спасать, но на решение этого вопроса у нас уйдёт много времени. Ты же понимаешь, что мы не можем просто взять, зайти на территорию Польши и забрать их.
— Понимаю, — согласился я. — Но вы ведь не можете их там оставить?
— Я тебе сразу сказал, что не можем. Но вопрос настолько сложный, что я на эту тему сейчас даже говорить ничего не буду. А то что ты притащил языка — выше всяких похвал. Это намного облегчит нам работу. У меня просто нет слов, какой ты молодец — выжил, узнал информацию и сбежал с языком! Я представляю, как удивится Александр Петрович. И как он обрадуется.
— А как удивится и обрадуется генеральный прокурор, — заметил я. — Он не поменялся?
— Не поменялся. А почему он должен обрадоваться?
— Девчонка, которая лежит в заморозке — его внучка.
— Что?! — воскликнул Милютин, и как мне показалось, он даже растерялся. — С чего ты это решил? Это она тебе сама сказала?
— Нет. К ней память не вернулась, поэтому и пришлось заклятие применить — не хотела уходить. Но я её хорошо запомнил ещё с Москвы. Крайне капризная и вредная девчонка, я Вам скажу. С другой стороны, если бы она тогда не вела себя вызывающе, я бы её и не запомнил.
— Роман, если ты спас внучку Игоря Константиновича, то… — Милютин запнулся от переполнявших его эмоций. — То я даже слов не могу подобрать, какую ты нам оказал услугу. В первую очередь Александру Петровичу.
— Я всегда рад помочь и Вам и Александру Петровичу.
— А я теперь даже боюсь представить, кто та рыженькая, — улыбнулся Милютин, уже взявший себя в руки.
— Рыженькая — просто моя подруга.
— Просто подруга?
— Ну, не просто, — сказал я и неожиданно для себя самого немного смутился.
— А ты хорош! — Иван Иванович рассмеялся. — Даже в такой ситуации не растерялся. Она тоже ничего не помнит?
— Почти ничего. Но по обрывкам воспоминаний мы смогли определить, что она русская и, скорее всего, из Москвы. В общем, она почти ничего не помнит, но она верит мне и ждёт, что ей помогут восстановить память.
— Это не проблема. Просто сам понимаешь, кого попало к ней в голову пускать нельзя. |