|
– А я? – предложил Евгеша. – Ой, только не ты! – взмолилась Ната. – Все, кто угодно, только не Мошкин! Ты будущий мамик! – Что за мамик? – Худшая разновидность папика, – отрубила Вихрова и хладнокровно перешла одна, наплевав на запрещающий сигнал светофора. Ната о чем-то размышляла, с кошачьей ловкостью идя по бровке, бок о бок с проносящимися машинами. – Интересная тема для нездоровых фантазий! – внезапно заговорила она. – На необитаемый остров поселили группу маленьких детей. У них есть пища, дом, компьютерные программы, которые учат читать, книги – короче, все, что нужно. Но одна оговорка: ни в одной из их книг нет слова ЛЮБОВЬ и вообще ничего о любви. Смогут они когда-нибудь любить? Я имею в виду чувство. Даф покосилась на Нату с удивлением. Вихрова всегда казалась ей нравственно и содержательно примитивной, как мелодия о чижике-пыжике, а тут вдруг такая мысль. Вот уж правду говорят: человек всегда шире любого твоего суждения о нем. Чимоданов хмыкнул. – А пока они маленькие были, почему они не передохли? Кто этих детей обслуживал? – уточнил он. – Отвали! Какая разница кто?! Роботы! – огрызнулась Ната. – Так что: смогут или нет? – Не-а, куда там, – усомнился Петруччо. – Как чаек камнями подбивать, может, и сообразят, а насчет прочего вряд ли. – А я думаю, смогут. Даже скорее, чем остальные, – уверенно ответила Даф. – Почему? – озадачилась Ната. – Потому что остальной мир знает слово «любовь» в его дежурном виде, короче говоря, ест то, чем кормят в фильмах, а что ему соответствует – само наполнение понятия, всю его глубину – постепенно забывает. Остался один скелет слова, внутри же все выгнило. Там же на острове, возможно, не будет самого слова, но возникнет главное – его внутреннее наполнение. – И откуда оно там возьмется? – усомнилась Вихрова. – Само появится, – заверила ее Даф. – Из сочувствия, сострадания, жалости, заботы. Если они будут, то любовь не сможет не появиться. Если есть зажженная спичка и облитые бензином дрова – костер возникнет сам собой. Ната выслушала ее недоверчиво. – Я такой любви не хочу! Какая-то она каличная, – заявила он. – А какой ты хочешь? Чтобы табуретки летали? – уточнила Даф. Ната расцвела. – Ага. Самое то! – Распространенное детское желание. Правда, в большинстве случаев оно сохраняется до первой табуретки, которая попадает тебе в нос, – согласилась Даф. – Не факт. У некоторых дольше, – сказал Меф, думая о матери. Они шли по Новому Арбату, когда их обогнал щеголеватый человек с пятном кетчупа на заднем кармане светлых брюк. Он шел, пританцовывая, и так вихлял бедрами, что ухитрялся цеплять тазом всех проходивших мимо. Каждого задетого он хватал за запястье и, заглядывая ему в глаза, извинялся. Заметив на газоне невзрачный цветок, мужчина подскакивал от восторга, с воплями подбегал к нему на четвереньках и обязательно нюхал. В какой-то момент у него из кармана выпала скомканная сторублевка и точно специально была поднесена ветром к ногам Евгеши. – Эй, вы уронили! – крикнул добрый Мошкин. Даф попыталась лягнуть его ногой, но было поздно. |
