— Вы говорите о том свете, который, как мы говорили… знаменует что-то необычайное? — спросила Беттина.
— В этом случае свет стал знамением любви, — отозвался герцог. — Любви, которой я прежде не знал, дорогая.
— Я не смею… этому верить! Вы такой необыкновенный… такой великолепный… Понятно, что я не могу… вас не любить. Но за что вам… любить меня?
Герцог улыбнулся.
— Может быть, за то, что ты так не похожа на всех женщин, с которыми мне приходилось встречаться прежде.
С этими словами он осторожно коснулся светлой волны волос, упавшей ей на плечи.
— Мне встречалось так мало хороших женщин, — сказал он. — А ты, моя любимая, очень хорошая, очень чистая и добрая.
— Мне хотелось быть хорошей… для вас, — призналась Беттина. — Я молилась, чтобы это было так, но не надеялась на то, что вы действительно… меня полюбите. Папа говорил, что, как ему кажется, вы никогда… не любили по-настоящему.
— Твой отец не ошибся, — согласился герцог. — Я считал, что любовь — это иллюзия, нечто неестественное и надуманное, вроде романтичных историй, которые так любят женщины. Но когда я увидел тебя, дорогая, я понял, что любовь — это сама жизнь. Жизнь, которой я никогда не знал и которой мне всегда так не хватало!
— Неужели я действительно… вызываю такие чувства? — удивленно спросила Беттина.
— Я испытывал такие чувства с той минуты, как узнал тебя, — подтвердил герцог. — И когда мы вместе любовались звездами, я с трудом удержался, чтобы не обнять и не поцеловать тебя — и не сказать тебе, как много ты для меня значишь.
— Почему вы этого не сделали?
— Я решил, что для этого не место и не время. И я был связан с людьми, которых такому чистому существу, как ты, следовало бы не знать.
Беттина сразу поняла, что он имел в виду леди Дейзи и леди Тэтем.
— Лорд Юстес тоже так говорил.
Герцог сокрушенно вздохнул.
— Юстес был прав. И ты даже представить себе не можешь, как я к нему ревновал!
— Ревновали? — воскликнула Беттина.
— Я же знал, что твой отец хочет, чтобы ты вышла за него замуж. Он уже говорил мне о своих планах, и поначалу я решил, что это был бы удачный брак. Он мог бы сделать из Юстеса не чудовище, в которое он себя превратил, а нормального человека. Но потом….
Герцог замолчал.
— Расскажите мне! — настоятельно прошептала Беттина.
— Я понял, что сам хочу на тебе жениться.
Он снова вздохнул.
— Я говорил себе, что слишком стар для тебя и что ты никогда не сможешь принять ту жизнь, которую веду я.
— Я… тоже очень этого боюсь, — призналась Беттина.
— Дело в том, что поначалу я просто не понял: то, что я называл своей жизнью, кончилось. Ее просто больше не существовало! — решительно ответил герцог. — С каждым годом она все сильнее мне надоедала: бесконечные однообразные увеселения и… да, дорогая, сменявшие друг друга женщины.
Герцог увидел, как в ее глазах промелькнула боль, и наклонился, чтобы снова ее поцеловать. Поначалу его губы были нежными, но потом, когда он ощутил ее робкий, неуверенный ответ, его поцелуй стал более властным и настойчивым.
Отстранившись от Беттины, он сказал:
— Нам с тобой предстоит сделать множество разных дел — таких, каких прежде я не предпринимал. И все они будут захватывающе интересными, словно мы вместе пустимся в новое приключение. |