Изменить размер шрифта - +

     - Которая меня хочет?
     Таверне пристально посмотрел на барона.
     - По правде говоря, отец, - холодно произнес он, - я полагаю, что вы забываетесь!
     - Ах, вот как!.. Королева оборачивается - и это уже в третий раз. Да, сударь, королева обернулась трижды, и вот, смотрите, она оборачивается снова. Кого же Она ищет, господин глупец, господин пуританин, господин из Америки? А?
     И старикашка закусил, - не зубами, а деснами, - серую замшевую перчатку, в которой могли поместиться две такие руки, как его одна.
     - Что ж, - сказал молодой человек, - даже если вы и были бы правы, - хотя, вероятно, это не так, - разве королева ищет меня?
     «Ну, - подумал старик, - я сброшу тебя с высоты твоего величия, господин американец; у тебя есть слабое место, колосс, да еще какое слабое, дай только мне вцепиться в него моими старыми когтями - тогда увидишь!»
     - Ты не заметил одну вещь? - спросил он вслух.
     - Какую?
     - Которая делает честь твоему простодушию.
     - Я слушаю вас.
     - Это очень просто: ты приехал из Америки; ты уехал туда в тот момент, когда король уже был один, и уже не было королевы, если не считать Дю Барри, малопочтенной августейшей особы; ты возвращаешься, ты видишь королеву и говоришь себе: «Будем с нею почтительны».
     - Разумеется!
     - Черт побери! Что такое королевская власть, дорогой мой? Это корона, и к ней не прикасаются, черт возьми! Ну, а что такое королева? Это женщина, а женщина - это другое дело, к женщине прикасаются!
     - К женщине прикасаются! - покраснев от презрения и гнева, вскричал Филипп, сопровождая свои слова таким красивым жестом, что ни одна женщина, увидев это, не могла бы не полюбить его, и никакая королева - не поклоняться ему.
     - Ты, конечно, мне не веришь, - продолжал старикашка тихо и почти свирепо - столько цинизма было в его улыбке, - что ж, спроси господина де Куаньи, спроси господина де Лоаена, спроси господина де Водрейля!
     - Молчите! Молчите, отец! - глухо проговорил Филипп. - Молчите, или, не имея возможности трижды ударить вас шпагой за это тройное кощунство, я ударю шпагой себя, ударю без всякой жалости и сию же секунду!
     Старик повернулся на каблуках. Филипп с мрачным видом остановил старика.
     - Итак, вы полагаете, что у королевы были любовники? - спросил он.
     - А что, для тебя Это новость?
     - Отец, ради всего святого, не повторяйте этого!
     - Нет, я буду повторять!
     - Для чего же вы повторяете? - топнув ногой, вскричал молодой человек.
     - Эх! - вцепившись в руку сына и глядя на него с демонической улыбкой, произнес старик. - Да для того, чтобы доказать тебе, что я не ошибался, когда говорил: «Филипп! Королева оборачивается; Филипп, королева ищет;
     Филипп, королева хочет; Филипп, беги, беги, - королева ждет!»
     - Ради Бога! - закрыв лицо руками, воскликнул молодой человек. - Ради Бога, замолчите, отец, вы сведете меня с ума!
     - По правде говоря, я отказываюсь понимать тебя, Филипп, - сказал старик, - Разве любовь - преступление? Это доказывает, что у человека есть сердце, а разве не заметно сердце в глазах этой женщины, в ее голосе, в ее поведении? Она любит, говорят тебе, она любит, но ты философ, ты пуританин, ты квакер, ты американец, ты не любишь; так пусть она смотрит, пусть оглядывается, пусть ждет.
Быстрый переход