У этой милой усталой женщины, просидевшей в мраморном дворце всю свою
жизнь, теперь, в автоматное время, начали отдыхать руки, и даже книга
появилась, в которую она иногда заглядывала своим лучистым глазом.
Мне нравилось менять серебро у нее, а не в автомате: то ахнешь на бегу
насчет погоды, то пошутишь по адресу женского пола, а однажды, не сойти мне
с этого места, я преподнес ей гвоздику.
Я уж открыл было рот для шутки, экие, мол, женщины чудаки, как вдруг
увидел за стеклом вместо милой кассирши нечто совсем другое.
Не мигая, на меня смотрело нечто огромное, восковое или глиняное, в
застывших кудряшках, с застывшими сумками жира, лежавшими на плечах, нечто
столь незыблемое, что казалось. Творец создал его сразу в этом виде,
обойдясь без нежного детства и трепетной юности. Орденская планка венчала
огромную, но далеко не женскую грудь новой кассирши. Знак почета, что ли?
- А где же Нина Николаевна? - спросил я растерянно.
Ничто не дрогнуло, ни одна кудряшка, только пальцы чуть пошевелились,
требуя монеты.
- А что же Нина Николаевна? - повторил я свои вопрос, просовывая в
окошко пятиалтынный.
- Умерла, - не размыкая губ, ответила новичок и бросила мне два пятака.
- Два? - спросил я.
- Два.
- А полагается ведь три?
- Три.
- А вы мне даете два?
- Два.
- Понятно. Извините. Спасибо.
Я схватил монеты и, насвистывая что-то, устремился к турникетам, вроде
бы ничего особенного не произошло, вроде бы все в порядке, а на самом деле
все было не в порядке, все колотилось то ли от ужаса, то ли от странной
неожиданности, от пугающей новизны жизни.
Отмахиваясь от диких воспоминаний, я лежал с журналом "Вокруг света" на
лице, а внутри, в глубине моей квартиры тем временем творилось что-то
невероятное, шла призрачная тележизнь.
- Виктор Малаевич - ВРАЧ, - сказал там кто-то со страшным нажимом.
Пауза. Покашливание.
- ...и вместе с тем - ФИЛАТЕЛИСТ. - Это было сказано значительно мягче.
Снова пауза, стук стульев... и уже совсем по-человечески:
- Пожалуйста, Виктор Малаевич.
Заливистый короткий кашлешочек Виктора Малаевича. Ясно, что еще и
КУРИЛЬЩИК.
- Вот зубцовая марка черно-красного цвета без номинала...
Когда-нибудь в проклятом ящике перегорит трубка? Нужно встать, изгнать
филателистов из квартиры и чаю заварить, крепчайшего чаю, а виски - ни
капельки, хотя вот же на подоконнике почти полная бутылка "Белой лошади"...
Машка вчера (позавчера?
третьего дня?) принесла с Большой Дорогомиловской, из валютки... какая
трогательная забота!
В поезде метро все свои шесть перегонов Аристарх Аполлинариевич Куницер
думал о новой кассирше. |