— Что-то не так? — спросила Эбби, когда Шейла вошла в большую светлую кухню.

— Нет, — заверила ее Шейла. — Какой у тебя чудесный дом.

— Он великолепен, правда? Его строил мой папа. У него был настоящий талант. У Тернера тоже есть талант, хотя ты и не заметила этого по его дому. Когда он был ребенком, то часто делал чертежи и рисовал дома. Мы все думали, что когда-нибудь он станет архитектором.

— А он этого хотел? — удивленно спросила Шейла. Ей трудно было представить Тернера другим, не таким, как сейчас. Он казался человеком, который идеально подходил для суровой жизни. Она не могла представить его в деловом костюме.

— Я думаю, да. Садись, давай попьем чайку. Когда родители погибли, у нас почти не было денег. Жизнь в этих местах очень трудна. Иногда их называют Огромными Просторами, а иногда Большой Пустыней.

— Должно быть, очень тяжело, — грустно сказала Шейла, — потерять обоих родителей сразу в таком юном возрасте. Сколько вам было лет?

— Мне исполнилось десять лет, Нику одиннадцать, а Тернеру было семнадцать. Тогда я думала, что мне было больнее всех, а теперь, спустя годы, я понимаю, что тяжелее всего пришлось Тернеру. Из веселого, озорного парня он за одну ночь превратился в сурового мужчину. Надо отдать ему должное, ведь все здесь держалось на нем. У нас с Ником была возможность пойти в колледж, а он уже не мог. Он заплатил слишком высокую цену. Казалось, он разучился шутить и смеяться. — Эбби замолчала, на мгновение на ее лице появилась тревога. Она заварила чай и села напротив Шейлы. — Ты представить себе не можешь, как я была счастлива, когда он смеялся с тобой и Ники. — Она широко улыбнулась. — Ты случайно не ангел, как в том телевизионном шоу, а?

— Я почти совсем не смотрю телевизор, поэтому я не знаю об этом шоу, но чтобы кто-то назвал меня ангелом? Вряд ли!

— Ну, — сказала Эбби, — иногда мне кажется, что все мы ангелы и пришли в этот мир, чтобы помогать друг другу. А теперь расскажи, что твои боссы думают насчет этих песен. Ты была совершенно не в себе, когда вошла.

— Им очень понравились мои песни.

— Еще бы! Это чудесные песни. Ты видела, как вели себя дети, когда услышали их.

Шейла тяжело вздохнула.

— В течение ближайших недель я должна сочинить песни для Дня Благодарения. А мой мир перевернулся вверх дном, — пробормотала Шейла, — и я не хочу писать об индейках!

— Ты никогда не думала о том, чтобы писать другие песни, Шейла?

— О, — вздохнула она, — на самом деле у меня нет времени.

Неужели все дело было в нехватке времени, или же во всем виновата ее неуверенность? Возможно, она боялась испробовать что-то новое, боялась выйти из своего уютного маленького мирка?

— Раньше я не была знакома с другими сочинителями песен, но мне кажется, что ты очень талантлива.

Эбби сказала это так, будто для нее это огромная честь быть знакомой с сочинительницей песен. У Шейлы слезы навернулись на глаза.

С тех пор как она приехала, в ней что-то изменилось. Чувства, которые раньше были похоронены на дне ее души, чтобы не мешать спокойной жизни, сейчас возрождались.

— Ты можешь сочинить все, что захочешь, — настаивала Эбби. — Тебе стоит попробовать.

Шейла подумала, как не привыкла она к похвалам.