— А ты что сам не знаешь, как это делается? — поинтересовался Карелла.

— Мне тяжело звонить матери мальчишки, сообщать ей, что его больше нет в живых.

— Ничего, учись, — отрезал Карелла.

— Что за проклятый жребий мне достался, — пробормотал Паркер. Выдвинув ящик своего стола, он достал оттуда потрепанный телефонный справочник. — В нашем городе, возможно, живет тысяч десять человек, зовущихся Херрера, — сказал он телефонному справочнику и сокрушенно покачал головой.

Все, что говорил Паркер, или балансировало на тончайшей грани откровенной дерзости или же было откровенной дерзостью. Это зависело от того, кому из присутствующих он высказывал свои мысли. Вот Мейер, например, мог бы обидеться, если бы его назвали жуликоватым еврейским отродьем. И поэтому Паркер заявил во всеуслышание, что еврейская Пасха произошла от христианской, и удовольствовался этим. Зато Стив Карелла, носивший фамилию с гласной на конце, хотя и не был испанцем, взбеленился бы, если кто-нибудь только намекнул бы, что город кишит латиноамерикашками. И Паркер, получив от него недвусмысленный отказ, пожаловался на свою судьбу телефонному справочнику — и все.

Оказалось, что Паркер ошибся в своих расчетах.

В справочнике значилось не десять тысяч Херрер, а всего лишь сто сорок шесть. Но только в этом районе города. Труп писаки нашли на территории их района, но из этого вовсе не следовало, что он и жил здесь, а не в одном из других четырех районов огромного беспокойного города. И Паркеру не оставалось теперь ничего другого, как обзвонить всех этих сто сорок шесть Херрер и потратить на это поганое дело весь рабочий день. И ради чего? Только для того, чтобы сообщить какой-то бабе, которая и по-английски-то вряд ли говорит, что сдох ее паршивый сын и что так ему и надо?

Как иногда он жалел, что был таким добросовестным.

Удача улыбнулась ему на сорок четвертом номере, и он поздравил себя с успехом. Время приближалось к полудню, пора было идти обедать.

Женщину звали Каталина Херрера. Паркер спросил, есть ли у нее сын по имени Альфредо Херрера.

— Да, есть, — ответила она. — А кто это звонит?

Так и есть, сильный испанский акцент.

— Детектив Эндрю Паркер из 87-го участка, — представился он. — Вашему сыну 18 лет?

— Да, восемнадцать. Что-нибудь...

— Он родился четырнадцатого сентября?

— Да. А что?..

— Он погиб, — сказал Паркер.

Потом разъяснил ей, где находится труп, и спросил, могла бы она с ним встретиться, чтобы произвести опознание.

Положил трубку и объявил остальным детективам, что отправляется обедать.

— Смотри, как хорошо справился с этим делом, — похвалил его Карелла.

— Польщен, — улыбнулся Паркер и вышел из комнаты.

— Однажды по Тихому океану, вдали от всех берегов, плыл корабль, — начал Мейер. — Это было во Вторую мировую войну. Громкоговоритель захрипел и голосом старшего боцмана объявил: «Все на ют! Все на ют!»

— Я, кажется, уже слышал эту историю, — сообщил Клинг.

— Про матроса Шаворски? — спросил Мейер.

— Нет.

— Когда все матросы собрались на юте, боцман говорит им: «Вольно. Мы только что получили радиограмму из Штатов. Матрос О'Нейл, ваша мать умерла». Это дошло до капитана. Он вызывает боцмана в свою каюту и делает ему внушение: «Не годится вот так вываливать печальные новости. Ребята оторваны от дома, так что в подобных ситуациях будьте с ними поделикатнее».