Мануэль Пуиг. Падает тропическая ночь
Глава первая
До чего грустно в этот час, почему так? — Это вечерняя тоска, Нидия, она приходит, когда темнеет. Лучше найти какое-нибудь дело, занять себя чем-то в такое время. Потом, ближе к ночи, уже по-другому, это ощущение уходит. — Особенно, если можешь легко заснуть. Тогда не думаешь обо всем, что было ужасного. — Тут тебе повезло, ты даже не представляешь, как это помогает. Когда сон не идет, в голову лезет самое жуткое. Не будь этих чудных таблеток, я бы столько времени не продержалась. — Тебе грех жаловаться, Люси, ты не пережила такого горя, как я. — Знаю, Нидия. Но у меня жизнь тоже была не сахар. — Когда умерла мама, бывало так же, помнишь? В этот час воспоминания одолевали особенно сильно. — Помнить-то мы помнили о ней всегда; первое, о чем я думала, проснувшись, — что мамы больше нет. Но в этот час сильнее всего ощущалось ее отсутствие. Правда тогда, среди стольких дел, в голову не лезли, как теперь, одни грустные мысли. Ну да, столько было обязанностей. — Приготовить поесть. — А с детьми какая ответственность, Нидия. Вывести их в люди. — И потом случается такое — тебя лишают самого дорогого. — У верующих хоть есть утешение. Но я не могу себя обманывать, никак не могу. Великое дело — вера. Правда, завидую тем, у кого она есть. — Да, Люси. Я им тоже завидую. — Простым людям намного легче, они утешаются верой. А если не можешь себя обманывать, видишь жизнь, как она есть? — Когда умер Пепе, было иначе, я словно соображение потеряла. И плакала-рыдала дни напролет. Но в этот раз все совсем по-другому. — Одно дело муж, другое — дочь, Нидия. Твоя дочь. Что же такое творится, просто ужас. — Люси, не могу сидеть взаперти, пойдем погуляем. — Исключено, дождь собирается. — Люси, ты не рассказала про эту, из соседнего дома. Чего это она больше не заходит? — Из-за твоего приезда, наверное. Она заходила, в основном, излить душу, но при тебе не решается. — Женщина она молодая, ей, должно быть, интересней в компании сверстников. — Ну зачем ты так? Да нет! Она частенько заходила, сразу видно, охотно человек приходит или нет. Сначала она мне не нравилась, потом я привыкла. Она ведь приятная, по-своему, тебе не кажется? — Знаешь, Люси, мне она показалась странной, но не вредной. Хотя держит дистанцию, с тобой тоже? Может, только со мной. — Думаю, она не ожидала тебя здесь встретить, шла рассказать о наболевшем, а тут увидела тебя и не смогла. — И поэтому больше не приходит. Люси, она же с тобой хочет поговорить, слегка излить душу. — Знаешь, Нидия, просто невероятно, что вообразила себе эта женщина, даже не сомневалась, что он ее тоже любит. — Но она ведь не девочка, должна понимать что к чему, призналась хоть, сколько ей лет? — Нет, но судя по возрасту сына и по тому, что она училась до замужества и получила этот свой диплом, ей никак не меньше сорока пяти. — Почти как Эмильсен. — Сколько ей исполнилось бы в августе? — Сорок восемь, Люси. — Вот подлость! — Да уж… — Но у тебя есть сын, и он тебя обожает. — Бедный Масик. Добрая душа, но дочь — другое дело, Люси. Тебе не понять. — Ты ненормальная, мужчине пятьдесят, а он все у тебя Масик. — Само получается. Мы всегда звали его Масиком. — Пора зажигать свет. До чего уныло в домах с тусклым светом; ты, может, замечала: в домах одиноких стариков всегда мало света. |
