— Эту тоже зажечь?

— Да, чтобы не смахивало на стариковский дом.

— А как она с этим типом познакомилась?

— Я тебе говорила, что она серьезно болела, да?

— Да, Люси, но не сказала чем. Тем же, чем Эмильсен?

— Нет…

— Я думала тем же, почему-то так себе это представляла.

— Нет… Там было другое, Нидия.

— Ты говорила, она страшно перепугалась.

— Да, но вовремя спохватились.

— Значит, опухоль.

— Нет… Как это называется? Что-то вроде вируса. Она все по-португальски объясняла и повторяла термины здешних врачей.

— Без конца мешает португальский с аргентинским, то есть с испанским. Я не сильно ее понимала.

— Она столько лет в Рио. Я тоже, когда говорю с теми, кто здесь давно живет, вставляю много португальских слов, непроизвольно.

— Так что там за болезнь?

— Ну это… вирус. И никак не могли попасть в точку, ну эти врачи, но потом наконец определили, и она сразу пошла на поправку. А в санатории познакомилась с ним.

— У него-то что было?

— Там его жена лежала. Она умерла, бедняжка.

— От чего, Люси, от того же, что Эмильсен?

— Нет, вроде у нее было кровоизлияние, долго болела, но было ясно, что она умрет.

— Странно — кровоизлияние у нестарого человека.

— Об этом она особо не распространялась. У нее одна тема: он.

— А он уже поглядывал на других женщин, в такие минуты?

— Нет, он вроде расчудесный, только и думает, что о доме. И за женой ухаживал, не жалея сил, пока она болела.

— И как же так получилось?

— Она видела его мельком в санатории, мимоходом, в коридорах, когда ее водили из палаты на процедуры.

— И в такие моменты ее тянуло заглядываться на мужчин?

— Не забегай вперед, девушка не из тех, кто заглядывается. С ней случилась очень странная вещь, Нидия.

— Какая?

— Когда она его увидела, ей показалось, что это другой, ну в смысле, что он очень похож на того, другого мужчину, которого она сильно любила много лет назад и с тех пор больше не видела, это ее крайне поразило. И она подумала, что этого, из санатория, тоже никогда больше не увидит.

— Судя по твоим словам, этот из санатория не был похож на ее бывшего мужа.

— Нет.

— Значит, она вертихвостка, Люси.

— Нет, по-моему нет. Она помногу часов работает, и много занимается. И вовсе ей не до того, чтобы за кем-то бегать. Нет, Нидия, что ты. Иначе она бы не кинулась к нему очертя голову, когда он попался ей на пути.

— Ну, я к тому, что их уже трое: бывший муж, этот, с кем она познакомилась в санатории, и тот, на которого он так похож.

— Судя по ее намекам, после развода она сильно увлеклась тем типом из Мексики и теперь этим, здешним, и все.

— Конечно, аргентинец, мексиканец и бразилец, они очень похожи.

— Да, муж был аргентинцем, я тебе говорила?

— Был? Он что, умер?

— Нет, жив.

— Знаешь, Люси, никак не могу привыкнуть говорить: Эмильсен была тем-то и тем-то. Что ее больше нет.

— Но она живет в твоей памяти, в воспоминании всех, кто ее любил.

— Это дела не поправит. Конечно, она всегда будет жива в моей памяти, но что мне с того? Я хочу поговорить с ней, потолковать о том о сем, и не могу! Тоскую, а ее в живых нет как нет.

— Нидия, иначе и быть не может, понятно, что горько, как не горевать, если теряешь дочь? Да еще такую, что всегда была тебе подругой.