— Нидия, иначе и быть не может, понятно, что горько, как не горевать, если теряешь дочь? Да еще такую, что всегда была тебе подругой.

— Как бы я хотела привыкнуть к мысли, что ее больше нет. И послушать ее совета, она ведь, как заболела, видя мое беспокойство, когда ей становилось хуже, смотрела мне пристально в глаза и говорила: “Ты себя береги”.

— Помню ее еще здоровой. Так жаль, что я не могла быть с вами, когда вы столько всего пережили, от Рио до Буэнос-Айреса так далеко

— Хорошо, ты не видела ее во время болезни. Она никогда не жаловалась, но сильно сдала.

— Какая девочка, какая сила духа!

— Люси, скажу честно, она ведь ни разу не намекнула, что знает, что с ней. Ни разу не пожаловалась при мне, никогда.

— Просто берегла тебя.

— Я не хотела сейчас ехать в Рио, не было сил, но вспомнила, как она говорила, что надо себя беречь, и поехала.

— Знаешь, Нидия, тебе это пойдет на пользу. Пляж, вечерняя прохлада — будешь хорошо спать, в прошлый твой приезд у тебя снизилось давление, и теперь будет так же, вот увидишь.

— Но тогда мне было семьдесят восемь лет, а теперь восемьдесят два.

— Ах, пожалуйста, не произноси эти цифры, звучит как шутка.

— Какие тут шутки…

— Нидия, сядем на диету построже, и давление у тебя снизится. Немного сбросишь вес, и тебе станет лучше.

— Не готовь больше мучного, не могу устоять перед твоей лапшой.

— Соседке так понравилось, а она ведь из семьи испанцев, там больше готовят из риса.

— Почему она переехала в Рио?

— Она уехала из Аргентины во времена Исабелиты и “Тройного А”, когда пошла эта кампания против психоаналитиков, мол, все они из левых. Она-то не психоаналитик, у нее диплом психолога.

— Этого я никогда не понимала, раньше таких дипломов не было.

— Когда я училась, не было такой специальности, а то бы я выбрала ее. Надо было пройти всю медицину, а потом специализироваться в психиатрии.

— Да, это я помню, Люси.

— Вот, а потом ввели специальность “психология”, изучать медицину стало не обязательно, отсюда и пошли все эти шарлатанки, да простит меня бедняжка Сильвия, ведь она со мной всегда так любезна.

— А о психоаналитиках-женщинах ты ни словом не обмолвилась.

— Понимаешь, в дипломе писали “психолог”, психиатр звучало слегка старомодно, а те, кто изучал медицину, окрестили себя психоаналитиками, по словам этой самой Сильвии. Как-то так.

— Вроде поняла. Значит, психиатры — это те, кто сначала изучал медицину, психологи же не изучали ничего. А психоаналитики — не мытьем так катаньем присвоили себе это звание.

— Приблизительно так.

— Видишь, что-то я понимаю? Хотя объясняешь ты не ахти… Только вот память начинает подводить, но, если мне хорошенько объяснить, я пойму.

— Просто у тебя слух отличный. А я, если два-три человека говорят одновременно, уже не понимаю.

— Зря ты сердишься на сына, когда он тебя поправляет, Люси.

— Почему?

— Потому что ты можешь ляпнуть наобум, не дослышав, отвечаешь, как Бог на душу положит, наугад, как придется.

— Знаешь, Нидия, когда дети становятся родителями, по-моему, это очень плохо.

— Бедный мальчик, до сих пор беспокоится, поправляет тебя.

— Знаешь, Нидия, я не собираюсь взвешивать, что сказать тому или другому, говорю, как есть, и баста.

— Ладно, не сердись, расскажи про соседку, почему она уехала из Аргентины?

— Я же тебе сказала, из-за угроз “ААА”, помнишь? “Тройной А”.