Элис смотрела, как жизнь покидала доктора, как его умные глаза стекленели и как они опустели, устремив свой взгляд в темноту. Голова ее упала на грудь, но слезы не приходили. Она ощущала такое опустошение, что просто не могла заплакать.

Мартинес стоял рядом, взволнованно наблюдая за происходящим. Его мучили противоречивые чувства. Ему нравились эти люди – доктор и Элис, – несмотря на их ненависть к Губернатору, на их мелкое предательство, на интриги, слухи, сарказм и неуважение. Боже, они искренне нравились Мартинесу. Он чувствовал странное единение с ними и теперь пытался нащупать в темноте хоть какую-то опору.

Поднявшись на ноги, Элис подхватила сумку с медикаментами.

Мартинес дотронулся до ее плеча и тихо сказал:

– Надо идти.

Элис молча кивнула и взглянула на тела.

– В городе подумают, что стрельбу открыли часовые – что они просто избавлялись от мертвецов, которые подошли к стене слишком близко, – продолжил Мартинес хриплым от напряжения голосом. Он взглянул через плечо на двух других мужчин, которые ошеломленно стояли рядом, а затем снова повернулся к Элис. – Но на звук придет больше кусачих. Нужно убираться, пока они не добрались до нас.

Он посмотрел на узкое лицо доктора, залитое кровью и застывшее в смертельной неподвижности.

– Я… Он был хорошим другом, – наконец добавил Мартинес. – Я тоже буду по нему скучать.

Элис напоследок кивнула и отвернулась, а потом взглянула на Мартинеса.

Не говоря больше ни слова, тот взял автомат и сделал остальным знак идти дальше по боковой улице по направлению к окраине города. Через несколько мгновений их силуэты поглотила непроглядная, неприветливая и непримиримая темнота.

Губернатор стоял на четвереньках на вонючем ковре в гостиной и протягивал мертвой девочке отрубленную человеческую ногу, которую он держал за большой палец. Японский меч лежал на полу рядом с ним, как сокровище, как талисман, как символ войны, который Губернатор не выпускал из виду с самого побоища на треке, но о его применении он сейчас думал меньше всего.

– Не совсем свежая, – сказал он, показав на серые пятна, – но клянусь, еще пару часов назад она ходила по земле!

Маленькая тварь дернулась на цепи и остановилась в восемнадцати дюймах от руки Губернатора. Она снова захрипела, как сломанная кукла, и отвела стеклянные глаза от лакомства.

– Ну же, Пенни, не так уж и противно.

Губернатор подвинулся ближе и помахал залитой кровью ногой перед носом девочки. Нога была довольно большая – непонятно, мужская или женская: пальцы казались коротковатыми, но на ногтях не было ни следа лака – и уже начинала синеть и покрываться трупными пятнами.

– Станет только хуже, если ты сейчас же не съешь ее. Ну же, милая, за…

Громкий удар заставил Губернатора вздрогнуть.

– Что за черт! – Он повернулся к двери на другой стороне комнаты.

По двери снова громко ударили. Губернатор поднялся на ноги.

После третьего удара с дверного косяка посыпалась пыль, засов тихонько заскрипел.

– Какого черта вам нужно? – крикнул Губернатор. – Нечего так колотить в мою дверь!

Четвертый удар сорвал засов и цепочку, и дверь распахнулась настежь, ударившись о стену. Во все стороны посыпались щепки и куски штукатурки, ручка вошла в деревянную панель, оставив вмятину.

Непрошеный гость по инерции влетел в комнату.

Губернатор стоял в центре гостиной – кулаки подняты, зубы инстинктивно сжаты перед началом драки. Он выглядел так, словно увидел призрака, который неожиданно материализовался возле его потрепанного дивана.

Мишонн ввалилась в квартиру, едва не распластавшись на полу под действием силы импульса.