Он зашатался, пистолет выскользнул из ослабевших пальцев. Сквозь туман Этон увидел глаза Хайта, следящие за ним наполовину с удовольствием, наполовину с отвращением.
Внезапно все исчезло. На долю секунды, длившуюся вечно, он снова оказался в страте, снова пережил все его невероятности. Но на этот раз это погружение было менее неуправляемым, почти что выполненным по собственной воле.
Когда он почти в тот же миг вернулся в холл каюты Хайта, она снова предстала перед ним плоской, двумерной. Но на этот раз умственного затмения не было. Этон чувствовал себя молодым, сильным и всемогущим, словно единственный способный летать среди обреченных ползать.
Вом. Это слово стало безопасным. Страшный яд, который оно в себе несло, был вычеркнут из сознания.
— Что… сейчас что-то случилось или мне показалось? — прошептал Хайт. На мгновение ему почудилось, что вокруг Этона бушует аура почти невидимого пламени.
— Случилось. Ваше слово тоже на меня не действует. Я от него избавился.
Этон замолчал. Он еще не понял, что с ним произошло, или понял не до конца. Он только знал, что это было удивительно, невероятно — и в то же время логично.
— Адмирал, вы интересовались, почему законы требуют немедленной смерти курьера. Кажется, я могу ответить на ваш вопрос.
— Да? И почему же?
— Потому что курьер становится чем-то вроде бога.
— Бога, — презрительно усмехнулся Хайт. — Ну что ж, психологическое кондиционирование вы преодолели. Посмотрим, как вы справитесь с лучевым огнем.
Адмирал выхватил из поясной кобуры лучевой пистолет, намного мощнее той игрушки, которую бросил Этон. Нарочито медленно щелкнув предохранителем, Хайт направил дуло в грудь Этона.
У Этона был краткий миг для прощального слова.
— Адмирал, — выдохнул он, — я тоже верный слуга Империи.
Затем он будто вправду увидел устремившийся сквозь пространство плотный микроволновой луч, сопровождаемый тускло-красными волнами трассера.
И адмирал Хайт хрипло вскрикнул. Прямо на его глазах капитан Этон исчез из каюты. Он снова переместился в страт.
Падая в бесконечность потенциального времени, Этон думал, почему и как его нервная система спасла его. Что это было — инстинкт выживания, среагировавший на угрозу смерти? Или его подсознание, все еще каким-то извращенным образом подчиняясь самоубийственной команде, стремясь к этой смерти и предвкушая ее, перестаралось и выбросило его в страт?
Как тело приобрело такую способность, можно было только гадать. Возможно, дело в уникальном предыдущем опыте. Каким образом было проделано то, что в обычных условиях требовало сложного снаряжения и огромной энергии, Этон не знал. Одно было ясно совершенно точно: он отличается от других. Он стал человеком четырех измерений, способным по собственной воле перемещаться сквозь время.
И он уже не был беспомощной пушинкой, подвластной всем завихрениям страта. На этот раз он не лишился чувства обычного времени, свойственного мозгу от рождения, у него было собственное ортогональное поле, хоть и слабое. По этой причине мозг сохранил рациональность мысли. Органы чувств научились справляться со сверхъестественным содержанием страта, не вызывая короткого замыкания в сознании.
Раньше страт поглощал его, топил в себе. Вот почему сознание искало спасения в бесконечном повторении собственной жизни: это был единственный знакомый элемент среды. Этон мог бы при желании опять уйти в то же убежище, но не сделал этого, поскольку рассудок его не был оглушен, сознание не мутилось и страт выглядел совсем по-другому.
Огонь. Точнее всего — можно было описать его этим словом. Этон плыл в океане вечного пламени, полыхавшего из мириадов полусозданий, существующих лишь потенциально. Языки этого пламени бились и трепетали, извивались, вздувались, опадали. |