Питер Акройд. Падение Трои
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Он тяжело опустился на колени, взял ее руку и поднес к губам. — Целую руку будущей миссис Оберманн. — Он говорил по-английски. Ни она, ни ее родители не знали немецкого, а он не любил простонародного греческого. Находил его вульгарным. София Хрисантис посмотрела вниз, на его лысину, и заметила небольшой шрам. — Ты был ранен, Генрих? — Обломком статуи Зевса. На острове Итака. Я нашел там дворец Одиссея, этого странника. Я обнаружил комнату, где его жена, Пенелопа, занималась своим бесконечным ткачеством. Она хранила ему верность. Ты будешь моей Пенелопой, София. — Надеюсь, ты не уедешь так далеко. — Ты всегда будешь со мной. — Он с некоторым трудом встал и поклонился ее родителям, стоявшим бок о бок у окна. — Я буду молиться за тебя каждый день. Проживи я хоть тысячу лет, я не забуду тебя. — За окном по пыльным улицам сновали конные экипажи; краем глаза он увидел трех женщин, державших зонты, чтобы защититься от яркого солнца ранней афинской весны. Они шли по булыжной мостовой и болтали. Все три были в бледно-зеленых платьях и белых шляпках с белой вуалью. Сразу было понятно, что они сестры. — Сегодня день, предвещающий добро. Ваша дочь будет моим товарищем в трудах, Греция высоко оценит ее, — обратился Оберманн к родителям невесты. — У нее нет иного желания, чем стать вашей женой, герр Оберманн. — Мадам Хрисантис чуть заметно кивнула, словно в знак официального подтверждения. — Мы научили ее тому, что жена — тень своего мужа. — Немецкие женщины не поверили бы вам. — Поэтому вы и женитесь не на немке. Оберманн засмеялся. Он уже понял, что мадам замечательная женщина, и надеялся, что дочь унаследовала ее характер. — Моя жена будет мне товарищем в поисках забытого прошлого ее родной страны. Она окажется в стенах Трои! — У Софии страсть к учению, это правда. — Полковник Хрисантис счел необходимым вмешаться в разговор, ведь речь шла о будущем его единственной дочери. — С тех пор, как мы получили ваше первое письмо, она читает мне Гомера. — Она рисует карты со схемами сражений, — добавила мадам Хрисантис — Очень хорошо. Прекрасно. — Оберманн снова взял Софию за руку. — Она вторая Афина, столь же образована, сколь прекрасна. — Я не хочу быть богиней, Генрих. — Жду не дождусь момента, когда привезу тебя на равнину Трои. Я покажу тебе место, где сражались Гектор и Ахилл. Дворец Приама. И стены, с которых троянские женщины смотрели, как их воины бьются с захватчиками — Агамемноном и его воинами. Это произведет на тебя впечатление, София. — Но ведь это было так давно, Генрих… — Для меня нет. Это вне времени. Вечно. — Не знаю, сумею ли я заглянуть так далеко. — Моя жена сумеет увидеть все.
Несколькими днями ранее Оберманн повел Софию во двор дома, где уже царила вечерняя прохлада, и сел рядом с ней на мраморную скамью. — Ты должна стать моей, София. Раз я так ре шил, то не передумаю. Я непоколебим. Увидев твою фотографию, я сразу понял, что ты принадлежишь мне. — Значит, ты выбрал меня без причины? — Мы совершаем поступки, потому что совершаем. Объяснения не нужны. Ваши драматурги знали это. Гомер знал. — Я думала, ты полюбил меня, потому что я женщина, которая читает Гомера. — Частично. Вот мы и соединились. Но это еще и судьба, София. Такая же тяжкая и отчаянная, как жизнь. |
