Такой настоящий волкодав, бандеровцев ненавидел всей душой и готов был в любую минуту перестрелять их до единого.
Я подал условленный знак. Они все поняли. И мы вчетвером зашли в хату, где скрипяще играл патефон и чинно проходил ужин.
Вид у нас был решительный. Автоматы наперевес. Остальное же оружие аккуратно стояло в оружейной пирамиде в углу. В общем, понятно, что дергаться не стоит.
— Значит, немцев ждешь, Безродный, — произнес я, холодно улыбаясь. — Двурушничаешь потихоньку!
— Ты чего, командир! — Бандеровец насупился и зло зыркнул на меня.
Я взмахнул автоматом:
— Встать, вражина!
Все же дисциплину кое-какую им и в УПА привили, и я тоже. Нехотя он поднялся, кинув мимолетный и алчный взор в сторону стоявших в углу автоматов. Как же ему хотелось сейчас дотянуться до одного из них.
— За мной!
Вывел я его во двор. Около сарая поставил к стеночке. Он уже понял, куда дело идет, глаза забегали, весь напрягся.
— Э, ты чего! — заверещал он, желая не столько убедить меня, сколько заболтать и притупить бдительность, а потом совершить отчаянный бросок. — Превышаешь власть, командир! Слухам поверил!
— Я тебя предупреждал: не играй с нами, — наставительно произнес я. — Доигрался, считай.
Безродный помолчал хмуро. А потом его как прорвало:
— Ненавижу вас, отродье большевистское! Правильно вас вешал и бил! И тебе скоро брюхо вскроют, так что умирать будешь долго! Твои же холопы и вскроют! Так что оборачивайся почаще!
— Напоследок решил мне раскол с группой устроить. Разберемся, Безродный. За меня не беспокойся, я живучий. Но тебя это больше не должно волновать. За двурушничество приговариваю… — нараспев начал я.
Он все же бросился на меня. Отчаянная попытка хоть что-то сделать. Быстрый был, сволочь. Но пуля быстрее.
Рухнул он у моих ног. Поскулил да издох.
Когда я вернулся в хату, там царила гробовая тишина.
— Моими правами предатель и двурушник ликвидирован, — буднично уведомил я и обвел всех тяжелым взором. — Сочувствующие ему есть?
Сочувствующих не оказалось. Третьего участника «оппозиции» пока помилуем.
— Напоминаю, вы здесь все условно живые, — наставительно продолжил я. — Пока не искупите кровью вину перед трудовым народом, любого и в любой момент пущу в расход, и мне ничего не будет… Ну что, дальше будете планировать, как к немцам тикать?
— Не будем, — послышалось ворчание.
— Все поняли, командир.
Действительно поняли. Больше таких эксцессов не наблюдалось. Хотя при проведении операций я все еще опасался оставлять моих бойцов за спиной. Мало ли, чья пуля прилетит…
Часть четвертая
Конспираторы
Глава первая
Мой начальник и теперь уже добрый товарищ капитан Розов не сдержался, выскочил из кабинета и начал палить в воздух из пистолета:
— Победа, братцы! Победа!
Обычно спокойный, он просто сорвался с катушек — в хорошем смысле.
Я палить не стал, но ощущал, что глаза влажные, дыхание спирает.
Победное 9 мая. Невероятное ощущение света и счастья после торжественно произнесенного Левитаном слова «Победа!».
Потом мы сидели в начальственном кабинете, накатив по стопке трофейного коньяка. Вспоминали, через что пришлось пройти. Как я подрывал рельсы, отрывался от немецких егерей и собак. Розов, вздыхая, вспоминал бои в адски холодном сорок первом под Москвой, битву за Харьков, ранения и госпиталя. Поминали боевых друзей, которые отдали все за эту победу. |