— Миломир, ты умен, начитан. Ты же не тупой кровосос, как Купчик. Не маньяк, как Звир. Вот объясни, зачем тебе это нужно? Ты правда веришь в благословенную свободную бандеровскую Украину?

— Верю, — усмехался он.

— Но это же антинародные сказки галичанской буржуазной интеллигенции. Да и как вы строите свою сказку? На реках крови! На палачах. На невиданном садизме.

— Вы, что ли, свою большевистскую сказку строили иначе?

— Иначе, друг мой. Мы совсем другие.

— А, все одно. Государственная независимость строится только на большой крови.

— Да что ты! Это ваша сказочная независимость строится на крови. У вас же вообще культ смерти. Где вы, там бесчисленные жертвы и страдания. Вы ни других, ни себя не жалеете. Только и слышно от вас: «Всех искалечим, всех убьем». А знаешь, то, что взросло на смерти, жить не может.

— Даже так, — хмыкнул Оглобля.

— На ненависти дворец не построишь. Только схрон.

— Демагогия. Повторяю: сперва кровь и смерть. И ненависть. А потом конституции и парламенты.

— Это маньяк Звир приведет вас к конституции?

— Звир знает одно слово — стая. И готов все отдать, чтобы верховодить ей.

— Ну да. Чтобы наслаждался властью. Решать, кому жить, а кому умереть.

— Пусть и так. Но ведь теперь и я часть этой стаи. Тут уж инстинкт — свои и не свои. А за стаю волк умереть готов.

— И ты готов умереть за эту стаю? Прям сейчас?

Он задумался:

— Не знаю. Теперь уже не знаю.

— А все ведь очень просто. Ты берешь и отрываешь от себя эту пиявку предубеждений, фанатизма и несбыточных надежд. И искупаешь вину. Содействуешь мирной жизни и борьбе с бандитизмом.

— Бандитизмом? — Оглобля внимательно посмотрел на меня и улыбнулся. — Это ты про вашу власть? Я с ней уже давно борюсь.

— Так, разговор не получается? — нахмурился я.

— И не получится.

Я задумчиво посмотрел на него. И что с ним, поганцем, делать?..

Глава двенадцатая

Не раз я участвовал в подобных мероприятиях. И удовольствия они не доставляли никакого, хотя я признавал их необходимость и неизбежность. Не нравилось мне выворачивать крестьянину руки. Притом крестьянину запуганному, которому пришельцы из леса не раз намекали: кто вступит в колхоз, будет болтаться на веревке.

Вот и сейчас, как только я вернулся из Луцка, меня подрядили на это дело — обеспечение вступления крестьян в колхозы. Во исполнение последних решений партии и правительства.

Процесс выглядел так. Село окружают войсками НКВД для обеспечения порядка. Заходим в каждый дом и гоним крестьян на заседание в сельсовет. Дальше выступление представителя райкома. Пламенная агитация, красивые слова и угрюмое недоверие на лицах крестьян. Потом радостный вопрос представителя власти:

— Ну, кто будет записываться?

И тут молчание сгущается, становится совсем вязким и очень злым, а еще паническим. Первым быть не хочет никто. Немало случаев, когда именно к первым приходили люди из леса. И вырезали в назидание всю семью.

Потому что для бандеровца колхоз даже пострашнее НКВД. Ведь мы — это враг, в которого надо стрелять, с кем приходится биться. А вот колхоз — это совершенно иной, куда более современный, жизненный уклад. Это другое общество, где бандеровцу места нет. Вот и режут националисты нещадно колхозников, активистов.