- А я натура весьма неприличная, милый. Стараюсь двигаться в этом направлении попроворней и подальше - после стольких лет порядочности... относительной. И очень быстро в тебя влюбляюсь. Отвечать казалось лишним.

- Ты слышишь?

- Конечно.

- И?

- Плотские взаимоотношения меж агентами допустимы, даже, можно сказать" желательны, если не мешают работе, сударыня, - изрек я назидательно. - А душевные склонности и привязанности, как правило, не приветствуются, ибо мешают чересчур уж часто.

- Хорошо, что я не профессиональный агент! Извините, сэр, вы и впрямь не испытываете ни малейшей душевной склонности ко мне?

- До чего же любопытная тварь, - улыбнулся я. - Засыпай...

Тихо рассмеявшись, Диана обняла меня за шею и последовала здравому совету.

Поутру я соскочил на пирс некоего захолустного порта и вызвал по телефону Осло. День миновал безо всяких приключений, мимо тянулись живописные берега, проплывали горные цепи, чьи высочайшие пики уже покрывало снегом. Полярный Круг остался позади.

Когда стемнело, мы высадились в Свольвере.

На освещенном причале не поджидал никто - ни друзья, ни враги. Да и в тени, у громадных складов, не таились угрожающие фигуры. Откуда-то из ночного воздуха, словно по мановению волшебной палочки, возникло такси. Я тут же взял его на абордаж.

Такси доставило нас и наши пожитки в приморскую гостиницу, большое кирпичное строение высотою в несколько этажей, оснащенное крошечным, истинно европейским лифтом. Свершив положенные формальности, отметившись у ночного портье, мы протиснулись в кабинку и прибыли в отведенный номер.

Любые поползновения холить и блюсти общественную нравственность остались позади; мы зарегистрировались в приятном качестве мистера и миссис Хелм, а в награду обрели двуспальную кровать, располагавшуюся посреди комнаты. Вернее, две узеньких, коротеньких кровати норвежского образца, помещенных впритык.

Прокрустовы наши ложа были застелены хитроумным Norsk манером: взамен двух отдельных простыней - одна общая. И одно же общее шерстяное покрывало, заключенное в своеобразный полотняный мешок - это приспособление обитатели Европы именуют "пододеяльником". Очень удобно и тепло, когда ложитесь вдвоем - особенно морозной ночью. Так считают норвежцы. Что до меня, предпочитаю спать, не сражаясь за право натянуть на себя хоть половину означенного одеяла, узкого, подобно кроватям.

Некоторое время спустя, когда мы с Дианой исхитрились угнездиться на пограничной черте меж постелями, по мере сил укрылись и приготовились изобразить влюбленную до беспамятства супружескую чету, пароходный гудок возвестил: судно отваливает. Я ощутил нечто сходное с чувством утраты. Успел привыкнуть к обитанию в плавучем, относительно безопасном доме. Все равно, что оказаться изгнанным из теплой и уютной материнской утробы в холодный, недружелюбный и неприветливый мир...

- Мэтт!

- Угу?

- Может, лучше сразу отправиться к аэропорту? А вдруг я ошиблась? Перепутала? Вдруг связной уже дожидается?..

- Вот и пускай погодит чуток, до рассвета. Не обледенеет, надеюсь. - Я ухмыльнулся: - Парень, по слухам, робкий, неуверенный в себе субъект. И вряд ли выбрал для встречи с тобою открытую всем ветрам и взорам вершину холма ради пустой забавы. Хочет издалека зачуять, опознать приближающуюся опасность, удрать вовремя.

- Вот как! - задумчиво сказала Диана.

- Вот так. Во мраке ночном зачуять возможно, а опознать затруднительно; и удирать неловко. Не к чему тебе восседать на обледенелых и обомшелых арктических валунах ночь напролет, если заранее понятно: связной придет не прежде, несли хорошенько развиднеется.

- Да, конечно...

- Вдобавок, ты можешь упасть в темноте, поломать ногу, и придется пристрелить напарницу. А патронов для единственного ствола, который хоть чего-то стоит, у меня в обрез. Только Бьерновская обойма: но и в ней одного заряда уже нет.