|
— Может, он и хотел бы оказаться внутри меня, но его там нет. Он где-то просчитался. В какой-нибудь мелочи. В конце концов, он не Господь Бог. — Я верю тебе, — сказал Столяров. — Но это ничего не меняет. В тебе зло. И оно может выйти наружу в любой момент. — Зачем тогда ты показал мне фотографию сына? — спросил Гарин. — Чтобы ты понял, — терпеливо объяснил Михаил. — Я хреновый отец, но я хочу, чтобы Артемка на будущий год пошел в школу. — Ты думаешь, Пси-Мастер может этому помешать? — Я не думаю. Я хочу водки. Кажется, я протрезвел. — Тогда возвращайся к сыну, — сказал Олег. — Прямо сейчас. Ты выполнил задание. Пси-Мастер мертв. Временная сеть его носителей уничтожена. Человечество в безопасности. Ты можешь идти. Артем ждет тебя. А у меня здесь осталось дело. — Что это было? — усмехнулся Михаил. — Рубленые фразы, простые слова. Это попытка гипноза? Ты уговариваешь меня как какого-нибудь зомби! Теперь я точно не поверю, что Пси-Мастер не покопался в твоих мозгах. Гарин не ответил. Обхватив голову руками, он искал выход из явно проигрышной ситуации. В это мгновение он почти жалел, что Пси-Мастера нет рядом. Уж этот маньяк без труда нашел бы решение — губительное для окружающих, зато простое и эффективное. Дождаться, пока ослабнет действие артефактов, и подавить волю Столярова? Да нет, навряд ли он согласится ждать так долго. Воздействовать на Пельменя? Ведь он-то ничем не защищен. Слава здоровый мужик, но пси-сопротивляемость у него нулевая. Заставить его вернуться в дом и расстрелять Михаила? Ну или хотя бы оглушить. Стоп! А чья это мысль? Неужели Олег всерьез размышляет о том, как лучше избавиться от старого приятеля? Или Столяров прав, и в нем, действительно поселилось зло? Гарин снял «венец» и убрал под комбинезон. — Хорошо, — громко сказал он. — Я выхожу. Только пообещай, что, когда закончишь со мной, ты отправишься к ЧАЭС и спасешь Марину. — Обещаю, — ответил Михаил. — Дай мне десять секунд. Олег услышал шуршание внизу и увидел, как край гранаты исчез из щели под дверью. Некоторое время спустя Столяров сказал: — Все. Можешь выходить. Гарин толкнул дверь и шагнул в коридор. В лицо ему уставилось дуло автомата. Оно было так близко, что все остальные предметы расплывались, как на неудачном фотоснимке. — Глаза закрывать? — спросил Олег. — Как хочешь. — Тогда я лучше закрою. — Лучше закрой, — согласился Михаил. — Прощай, Олежка. — Пока. Гарин закрыл глаза и зачем-то начал считать. Математик не может не считать. Когда он досчитал до двадцати трех, Столяров спросил: — Может, помолишься? — Я не верующий, — сказал Гарин. — Я тоже. Но хуже-то не будет. Давай вместе, самую простую. Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, да приидет царствие твое, да будет воля твоя и на земле, как на небе… Как там дальше? — Я не помню. — Как не помнишь? Совсем? — А почему я должен все помнить! Там было что-то про хлеб. Хлеб наш надысь. Ой, нет! Хлеб наш днесь! — Надысь! Надысь! — У Михаила был такой голос, как будто его кто-то душит. Олег открыл глаза. Автомат плясал в руках Столярова, которого сотрясал приступ нервного хохота. — Нет, это хорошо! — Что хорошо? — спросил Гарин. В принципе его устроил бы любой ответ, кроме летящей в лицо пули. — Хлеб — это хорошо. — По щекам Михаила текли слезы. — Тебе никогда не захватить мир. Ты клоун! Я не могу тебя убить. |
