Все они жили в нескольких сотнях домиков, куреней и шалашей, стоявших группами, согласно племенной разнородности народов пустыни.
Хотя это уже были земли восточных иссарам, Закон Харуды гласил, что источники в пустыне принадлежат всем и никого нельзя от них отгонять, если только человек не совершит преступление против крови либо воды. Потому всякий, кто добрался до оазиса и придерживался царивших тут обычаев, мог остаться. Первыми воспользовались этим кувийские, востросские и маввийские ремесленники, представители кочевников из южной части пустыни. Шорники, кузнецы, несколько плотников и колесников. Караваны, идущие на юг, направлялись к Сак Ак Майид – тысячам миль песков и рассеянных на немалых территориях болотистых источников. Караваны, которые держали путь на запад, ждала Сак Он Валла – каменная пустыня, по которой можно было странствовать повозками, но которая еще более ревностно, чем ее песчаная сестра, оберегала каждую каплю влаги. Савандарум был последним оазисом, чтобы подковать коня, починить упряжь, залатать дыру в бочке и отремонтировать ось повозки. Можно здесь было еще и поторговать, обменять часть товара, поменять или купить животных, нанять побольше охранников, выслушать сплетни о все более наглых маввийских и кваальских разбойниках.
Здесь можно было отдохнуть.
Деана проводила взглядом кувийскую женщину. Молодая, не слишком красивая, с широким носом и темной кожей, характерной для ее побратимов. Вероятней всего, родилась она в оазисе и всю жизнь провела в окружении иссарам, но это ничего не изменило. Страх никуда не делся.
– Даже не пытайся, – проворчала Деана в пространство. – Тебя слышно за милю, а то и за две. Сказать честно, это твое «п'одкрадывание», – она подчеркнула интонацией последнее слово, – меня и разбудило.
Она оглянулась на молодую девушку в белой та’хаффде. Та охнула разочарованно.
– Ты не можешь делать этого со мной все время.
– Могу. Где твой отец?
– Ловит рыбу. Как обычно. Отчего я не могу к тебе подкрасться?
– Я уже говорила. Ты громкая, как… слон. Да? Конечно, если такой зверь и вправду существует. Как целое стадо слонов.
– Слоны. И там было не стадо, двое. Огромных, словно дома. Ты видела их дерьмо.
Ну да. Дерьмо… впечатляло.
Деана невольно улыбнулась, а Эанасса терпеливо ждала, стоя в нескольких шагах от нее, светлый экхаар заслонял ее лицо, а белые одежды, явно великоватые, стянуты были в талии тяжелым поясом с привешенной справа саблей. Дочка старшего в оазисе сражалась левой рукой, при этом довольно неплохо, они уже провели три тренировочные схватки, но той все еще недоставало терпеливости и самоконтроля, необходимого в бою. Обычно после начальных сшибок она засыпала противника градом ударов, пытаясь любой ценой выиграть в первые десять ударов сердца. Но когда тебе пятнадцать, нетерпеливость – твой главный грех.
Деана дала ей несколько уроков: немного из вежливости, немного – могла признаться в этом себе самой – из тщеславия. Белые ножны тальхеров пробуждали удивление и почтение, отец Эанассы сам обратился к ней с просьбой показать его первородной несколько приемов. Девушка воспитывалась в оазисе, и большинство иссарам, которых она встречала, были стражниками караванов, среди них редко попадались настоящие мастера. Учебные поединки обеих женщин обычно собирали немалую толпу зевак, что тоже приятно щекотало тщеславие Деаны.
Были они почти настолько же популярны, что и слоновье дерьмо.
Слоны. Слезы Матери, она опоздала на день, всего-то на день, – а то могла бы их увидеть. Последние три дня, с того времени, как она приехала, не слышала ни о чем другом, только о них. Возвращающийся домой караван из Белого Коноверина вел двух слонов. Уже тот факт, что их протащили через пустыню в дороге на север, в Меекхан, было поступком, достойным песни, но вести их назад, в тысячемильное путешествие на юг, походило на безумие. |