Йатех уловил уголком глаза ее довольный взгляд. Пожал плечами. Попытались, не удалось им, какое значение имеет, кого они хотели убить?

Канайонесс наклонилась над стариком:

– Кем он был? На самом деле? Знаю, что знаешь – или догадываешься.

– Крыса… Имперская Крыса, госпожа.

– Ты уверен?

– Дамнэ… Великий Жонглер… вождь Собрания так сказал. Собрал всех главных трупп и сказал, что это Крыса и что и волос с его головы не может упасть. Никакого несчастного случая с вилами или под копытами коня. Сказал, что получил слово из самой Норы, что не время для шуток. И все. Тебя ищет Империя, госпожа.

Медленно поднялся, а скорее, это она позволила ему подняться, и взглянул ей в глаза. Она улыбнулась.

– Меня? – Холодная жестокость лжи резала, словно нож. – А с чего тебе пришло в голову, что я – та самая девка, о которой речь? Мой охранник не заслоняет лица, как иссары, а моя приятельница происходит из места, о каком ты даже не слышал. Они ищут не меня. Мне жаль.

Пожала плечами, и, пожалуй, именно простота ее жеста окончательно сломила старика. Мужчина скорчился, будто произнесенные слова стали пинком ему в живот, а через миг он снова поднял голову, но смотрел не на Маленькую Кану, а на тела двух юношей, лежащих в таких позах, словно сморил их внезапный сон.

– Да, – Канайонесс кивнула. – Они умерли зря. И это твоя вина. Если бы ты доставил картины и взял деньги, завтра вечером вы бы пропивали их. А так…

– Су-у-у-ука-а-а-а!!!

Демон, которого Йатех ранее заметил в глазах той женщины, пробудился с рыком. И не один. Воин едва успел повернуть голову и потянуться за мечами, когда две, три – нет, все четыре женщины с рычанием вскочили и бросились на Иавву, выкрикивая что-то голосами, наполненными безумием. Ее кинжалы были быстрее атакующей змеи, но казалось, что уколы молочных клинков не произвели на напавших никакого впечатления.

Женщины сумели добраться до нее, у двух были ножи, третья сжимала в руке камень, а четвертая – палку. Опрокинули девушку, и вся пятерка покатилась по земле.

Скрежет клинка, вытягиваемого из ножен, заставил Йатеха остановиться на полушаге, развернуться и ударить. Так быстро, что кривые клинки словно стали полосой тени, а старик наткнулся на эту тень и оказался ею разрубленным. Нож выпал у него из пальцев.

Малышка Канна взглянула на Йатеха – нет, сквозь него, в сторону остальных пленников, а темнота наполнила ее глаза.

– Огхор.

Это было слово, которое она произнесла, когда трое мужчин пытались сбежать в лес.

Убей.

Он развернулся и бросился в сторону Иаввы.

Светловолосая как раз поднялась с земли, лежащие рядом с ней тела выглядели так, словно сотня пьяных фехтовальщиков испытывали на них остроту своих клинков, и уже бежала к детям. Промчалась между двумя самыми старшими, которые пытались вскочить и броситься наутек, а кинжалы ее описали короткие дуги, и мальчик с девочкой закрутились в медленном, жутком пируэте, а потом они упали, тоже медленно, с глазами, наполнившимися колышущимися над ними деревьями.

Мальчик – может, лет шести – распахнул рот для крика, но тот не родился, белый клинок задушил крик, ударив мальчугана в шею. Двое следующих детей умерли, не успев и моргнуть, – две маленькие куколки, которым кто-то обрезал шнурки.

Иавва притормозила и развернулась к двум оставшимся: пятилетней девочке, чья мать выбрала смерть, и малышу неясного пола помладше. В глазах детей не было и искры сознания.

Йатех на бегу сунул ифиры в ножны, подскочил к девушке и толкнул двумя руками.

Та полетела назад, превратив падение в переворот через плечо, словно – помилуйте нас, боги, – последние месяцы именно это они и отрабатывали, а после встала перед ним с кинжалами в ладонях.