Я колебался. Он улыбнулся мне:
– Ваши повестушки сделали чуть приятнее жизнь многих людей. Теперь у вас появилась возможность спасти жизнь одного человека.
С его точки зрения, эти доводы, наверное, были достаточно вескими, потому что он даже не поинтересовался, соглашаюсь ли я на его предложение. Сказать по правде, мне не пришло в голову отказаться. Мы уточнили некоторые детали, и он проводил меня до двери.
Нортон умел быть очень ласковым, но мог также проявлять редкостную холодность. Я обнаружил это именно тогда. Пока мы шли по коридору до двери, он, глядя на меня, произнес поучительным и укоризненным тоном:
– Никогда не спрашивайте у адвокатов, виновны ли их клиенты. Если бы Джеку Потрошителю понадобились мои услуги, я бы защищал его интересы. Но не следует смешивать профессиональный долг защитника и способность верить своему подопечному. Сия последняя черта принадлежит сфере частной жизни. В глубине души я противник смертной казни. Когда государство убивает, оно приравнивает нас к самому кровожадному из убийц.
– Вы хотите сказать, что Маркус заслуживает виселицы?
– Я хочу сказать только, что вы достаточно умны, чтобы составить обо всем собственное мнение. Никто не знает Маркуса Гарвея так близко, как его узнаете вы.
Он открыл мне дверь и вдруг улыбнулся. На лице такого человека, как Нортон, подобная робкая улыбка удивляла своей неожиданностью.
– Знаете что? – произнес он откровенным тоном. – Теперь, когда я могу на вас рассчитывать, в этом деле нас стало трое. Один человек, один благородный дух и один рыцарь. Не знаю только, как точно распределены роли.
– Я вас не понимаю, – сказал я. Улыбка стерлась с лица Нортона.
– То, что произошло в Конго, непостижимо для человеческого ума, Томсон. Эта история из тех, которые заставляют тебя сомневаться во всем. Выслушайте ее и запишите. Я никогда не слышал ничего столь невероятного. Никогда. Думаю, и вы тоже.
Я уже говорил, что Нортон создавал впечатление молодого и честолюбивого адвоката. Моя интуиция подсказывала мне и другое: за этим хладнокровием улитки скрывался отбойный молоток разума; для этого человека не существовало друзей и врагов; у него были блестящие мозги и твердая воля, призванная служить в основном эгоистичным целям. Люди такого склада не могут оказаться в тех же рядах, что Томи Томсон.
Нам бы следовало чаще прислушиваться к нашему внутреннему голосу.
3
С самого первого дня моей работы мне пришлось столкнуться со значительными сложностями. Маркус Гарвей еще не был осужден, и, каким бы странным это ни показалось, данное обстоятельство не помогало мне, а лишь создавало значительные неудобства.
Приговор ему еще не вынесли, а потому Гарвей не мог пользоваться правами, предоставленными заключенным. Юридически он просто содержался под стражей в ожидании суда. Заключенные, отбывающие наказание после вынесения приговора, имели больше прав как раз в той области, которая интересовала меня: посещения родственников и друзей. Лицам, временно содержащимся под стражей, полагались только два часа свидания один раз в две недели. Таким образом, мне предстояло как-то исхитриться, чтобы расспросить его обо всем во время этих коротких бесед.
Два чиновника проводили меня по тюремным коридорам. Проходя мимо мастерских, я заметил, что пилы, рубанки и угольники, которыми пользовались заключенные, были прикованы к стенам цепочками. Мое сердце сжалось: здесь даже предметы лишались свободы.
Наконец мы вошли в практически пустую комнату. Это была такая же камера, как и все остальные, но в ней стояли два стула и длинный прямоугольный стол. Меня ожидал сержант с усами серба и прямой, как аршин, спиной. Пуговицу на воротничке и пряжку на ремне разделяло огромное расстояние. Я подумал, что министерству пришлось понести дополнительные расходы на ткань для этой гимнастерки, впрочем, затраты вполне компенсировались внушительным видом его высоченной фигуры. |