|
В храме исполняли божественную музыку. Мы играли на систре, своеобразной маленькой металлической лире, а также на флейтах и бубнах. Мы танцевали и пели хором. Стихи, воспе-вавшие Изиду, были утонченными и восторженными. Изида считалась царицей Навигации, равно как позже Святую Деву Марию станут называть «Царица Наша, Путеводная Звезда». Каждый год, когда статую Изиды несли к морскому берегу, собиралась столь пышная про-цессия, что весь Рим высыпал на улицу посмотреть на египетских богов с головами животных, на изобилие цветов и на само воплощение царицы-Матери. В воздухе звенели гимны. Жрецы и жрицы вышагивали в белых льняных одеяниях. Само же изваяние из мрамора, облаченное в царственное греческое платье и причесанное по-гречески, плыло над головами собравшихся, держа в руках священный систр. Такой была моя Изида. После последнего развода я отошла от нее. Моему отцу культ не нравился, а сама я достаточно им насладилась. Став свободной женщиной, я больше не увлекалась проститутками. Мне было бесконечно лучше, чем им. Я содержала отцовский дом, а отец, несмотря на черные волосы и удивительно острое зрение, был уже достаточно стар, чтобы император оставил меня в покое. Не могу сказать, что я вспоминала Мариуса или думала о нем. Никто больше о нем не упо-минал. Никакая сила на земле не могла встать между мной и моим отцом. Всем моим братьям сопутствовала удача. Они выгодно женились, завели детей и вернулись домой с жестоких войн, где сражались, защищая границы Империи. Мой самый младший брат, Люций, мне не особенно нравился – он вечно нервничал и пристрастился к выпивке, а также к азартным играм, что очень раздражало его жену. Ее я любила, как любила жен всех братьев и племянниц с племянниками. Мне нравилось видеть, как стайки детей с благословения тети Лидии носятся по комнатам, – дома им это не раз-решалось. Старший из моих братьев, Антоний, обладал задатками великого человека, стать которым ему не позволила судьба. Но он был вполне готов к такой роли – прекрасно образованный, муд-рый и закаленный воин. В моем присутствии Антоний лишь однажды совершил глупость, когда как-то очень не-двусмысленно заявил, что Ливия, жена Августа, отравила супруга, чтобы возвести на трон сво-его сына Тиберия. Отец, кроме меня, единственный слушатель, строго сказал ему: «Антоний, никогда больше так не говори! Ни здесь, ни в любом другом месте. – Отец встал и неожиданно для себя самого изложил суть нашего с ним жизненного стиля: – Держись подальше от дворца императора, держись подальше от семьи императора, будь в первых рядах на состязаниях и обязательно в сенате, но не ввязывайся в их ссоры и интриги!» Антоний очень рассердился, но его гнев не имел отношения к отцу. «Я сказал об этом только тем, кому могу доверять, – тебе и Лидии. Мне противно обедать с женщиной, отравившей своего мужа. Август должен был восстановить Республику. Он знал, что его ждет смерть». «Да, и знал при этом, что Республику восстановить нельзя. Эта задача невыполнима. Им-перия разрослась до Британии на севере, вышла за пределы Парфянского царства на востоке; она охватывает Северную Африку. Если хочешь быть хорошим римлянином, Антоний, то встань и выскажись начистоту в сенате. Тиберий это приветствует». «Ох, отец, как жестоко ты заблуждаешься», – возразил Антоний. Отец положил конец спору. Но мы с ним жили именно по тем правилам, о которых он говорил. Тиберий не пользовался популярностью среди шумной римской толпы: слишком стар, слишком сух, лишен чувства юмора и к тому же пуританин и тиран одновременно. Но одно достоинство его извиняло. Помимо своей все возрастающей любви к философии и познаний в ней он был очень хорошим солдатом. Самое важное качество, необходимое для императора. Армия его высоко почитала. Он увеличил вокруг дворца число преторианских когорт, а для управления нанял человека по имени Сеян. |
