Изменить размер шрифта - +
Были – безусловно – только две очевидные возможности, двое возможных подозреваемых: Лоусон у алтаря и Джозефс в ризнице. А во время исполнения предпоследнего гимна Моррис слегка повернул направо укрепленное на органе зеркало и отрегулировал высоту так, чтобы ему был хорошо виден алтарь позади большого, позолоченного распятия, стоящего на парчовой ткани. Вот Лоусон высоко держит поднос с собранными пожертвованиями, вот опускает его и, склонившись, с благословением передает его в ризницу. У него не было возможности ясно видеть руки Лоусона, но то, что он ни к чему не прикасался, – Моррис мог бы поклясться в этом. Так это, стало быть, презренный червь Джозефс! Это гораздо более вероятно, – пока считает деньги в полном одиночестве в ризнице. Да. И все же… И все же, раз церковные средства кто-то воровал, не было ли там гораздо более предпочтительного виновника? Вроде того, неряшливого на вид человека из церковного приюта, человека, который присутствовал на службе и сидел рядом с Брендой Джозефс у задней стены церкви, человека, с которым подружился Лоусон, – того человека, с которым сам Моррис столкнулся предыдущим утром в доме викария.

Спустя несколько минут он спокойно закрыл крышку органа, и ему даже удалось поприветствовать веселым «Доброе утро» миссис Уолш-Аткинс, когда она, наконец, поднялась с колен. Но на самом деле ему было не до веселья; и, пока он медленно шел вверх по центральному проходу, его мысли на этот раз занимала не Бренда Джозефс, которая, как он сейчас видел, ждала его у купели. Как и Лоусон в это же время неделю назад, он чувствовал сильную озабоченность.

 

 

В среду на той же неделе никто не обратил внимания на женщину, которая стоя у витрины, задумчиво и неторопливо исследовала один за другим рекламные альбомы с образцами. «Просто смотрю», сказала она продавцу. Она, конечно, знала, что должно произойти: от автобусной остановки на Вудсток-роуд он пойдет вниз и повернет направо на Бэнбери-роуд, а затем зайдет в букмекерскую контору, прямо напротив магазина ковров. И он уже сделал это. Она знала также, что он должен был выйти скорее раньше, чем позже, так как должен успеть домой на обед – на ланч с ней – около часу дня; и он должен был еще позвонить, чтобы предупредить, или не должен был?

Было 11.20 утра, когда Гарри Джозефс, наконец, появился в дверях, и его жена спокойно продрейфовала вдоль линии вертикально поставленных рулонов линолеума, наблюдая за ним. Он должен нажать кнопку светофора на перекрестке и ждать сигнал, чтобы пересечь Бэнбери-роуд. Так она и думала. Она вышла из магазина с виноватым «спасибо», и последовала за ним, когда он пошел, слегка расставляя ноги, вверх к Северному Оксфорду. Его коричневый костюм четко выделялся среди других пешеходов. Он повернул направо и очень скоро (так она и знала!) свернул на Мэннинг-террас; она проделала за ним тот же путь, как только он исчез. Он шел по правой стороне улицы, мимо седьмого или восьмого дома, и он должен был вот-вот остановиться, (да!). И должен пройти коротким путем к одной из входных дверей. Она знала не только номер дома, но и женщину, которая жила там; знала даже ее стиль и цвет ее волос – давно и преждевременно поседевших, их она нашла на костюме Гарри в один из дней на предыдущей неделе. Рут Роулинсон! Это было имя женщины, которая жила в доме номер 14, женщины, с которой встречался ее муж; и все было именно так, как сказал ей Лайонел Лоусон. Она поспешила обратно к автостоянке на Саммертаун.

Когда она ехала обратно в Оксфорд, ее губы тронула жестокая довольная улыбка.

В 8 часов вечера в среду на следующей неделе, Рут Роулинсон почти не обратила внимания, когда услышала щелчок и скрип северной двери. Люди часто приходят, чтобы осмотреть церковь, чтобы полюбоваться купелью, чтобы поставить свечку, и даже помолиться; и она продолжила, молча, тереть влажной тряпкой деревянный пол позади скамьи у одного из столбов в южном проходе.

Быстрый переход