* * *

Он был невысок, коренаст, с толстыми, румяными, как яблоки, щеками, голубоглазый, на вид очень аристократичный, несмотря на смуглую кожу.

Марианна познакомила нас вечером, когда мы сидели в холле.

— Талаба-бек Марзук, бывший заместитель министра вакуфов, — сказала она. — Он из знатной аристократической семьи.

Мне не требовалось его представлять: я знал Талаба-бека давно. Он принадлежал к одной из дворцовых партий и, естественно, был врагом партии «Вафд». Я вспомнил также, что примерно год назад на его имущество был наложен арест, у него конфисковали почти все.

Что касается Марианны, то она находилась в самом лучшем расположении духа, усердно подчеркивала свою давнюю дружбу с Талаба-беком. Я понимал и оправдывал ее энтузиазм, вызванный воспоминаниями о молодости, о любви.

— Я когда-то читал все твои статьи, — заметил Талаба-бек.

Я усмехнулся.

— Ты дал мне живой пример силы слова, особенно когда выступил в защиту своего героя! — сказал он и залился смехом.

Марианна обратилась ко мне:

— Талаба-бек — ученик иезуитов. Сейчас мы с ним послушаем европейскую музыку, а тебя оставим страдать одного. Он будет жить с нами. Ты знаешь, у него была тысяча федданов земли. Он сорил деньгами.

— Это время ушло, — вздохнул Талаба-бек.

— А где же ваша дочь, Талаба-бек?

— В Кувейте со своим мужем подрядчиком.

Я знал, что арест на его имущество был наложен по подозрению в попытке вывезти капитал. Но он не хотел признаваться в этом.

— Я потерял свои капиталы, — сказал он, — из-за какой-то случайности.

— Ты не требовал расследования?

— Дело слишком простое, — ответил он с раздражением, — им нужны были мои деньги.

Марианна внимательно посмотрела на него.

— Ты очень изменился, Талаба-бек, — сказала она.

Он улыбнулся маленьким ртом, утонувшим в толстых щеках.

— Меня чуть не прикончило давление, — ответил он. И добавил поспешно: — Но я могу пить виски, конечно, в разумных пределах.

* * *

Во время завтрака за столом нас было только двое. Мы мирно беседовали. Воспоминания о прошлом разрушили барьер недоверия между нами. Нас объединял дух одного поколения, заставляя забыть старые разногласия.

— А знаешь ли ты, что явилось причиной постигших нас бедствий? — спросил меня вдруг Талаба-бек.

— Какие бедствия ты имеешь в виду? — поинтересовался я.

— Ах ты, лисица! Ты ведь хорошо знаешь, что я имею в виду.

— Но меня не постигало никакое бедствие.

Он приподнял седые брови.

— Ты потерял свою популярность так же, как я свои деньги.

— Но ты, вероятно, помнишь, что я вышел из партии «Вафд» и из других партий после событий четвертого февраля.

— Хотя бы и так… Но ведь удар нанесен достоинству и чести всего нашего поколения.

— Что же ты думаешь обо всем этом? — спросил я, не желая спорить.

— Я думаю, что причина всех неприятностей, обрушившихся на наши головы, одна — человек, которого сейчас почти никто не вспоминает…

— Кто же это?

— Саад Заглул!

Я не смог удержаться от смеха, а он принялся горячо доказывать свою мысль:

— Когда он постарался возбудить гнев народных масс и польстить им, он ругал короля, тем самым бросив в землю дурные семена, которые продолжают расти и множиться, как раковая опухоль, и будут расти до тех пор, пока не уничтожат нас…

* * *

В кафе «Пальма» было безлюдно.