— Хусни… ты сошел с ума?!

Я попытался оттолкнуть его, но он еще крепче сжал мне плечо:

— Иди в ванную и сунь палец в рот…

Я развернулся и двинул ему что было силы. Он отступил, рыча, и ответил мне тем же. В это время появилась мадам.

— Что случилось? Что случилось? — встревоженной спрашивала она.

Встав между мной и Сарханом, она закричала:

— Это безобразие! Я этого не потерплю!

* * *

По потолку плавали или танцевали ангелы. Дождь выбивал какую-то мелодию на окнах. Рокот волн отдавался в ушах, словно отзвук жаркого сражения. Под атаками головной боли я вновь закрыл глаза, охая и проклиная все на свете. Утром я обнаружил, что спал в костюме, плаще и ботинках. Я вспомнил прошедший вечер и опять проклял все на свете.

Постучавшись, вошла мадам. Остановилась, глядя на меня, а я тяжело, с трудом приподнялся, опершись о спинку кровати.

— Вот она расплата за пьянство. — Мадам опустилась в кресло. Наши глаза встретились, и она улыбнулась: — Ты довольно сильный, но для выпивки слабоват…

Я поднял глаза к потолку, расписанному ангелами.

— Я сожалею, — пробормотал я и, помолчав, добавил: — Нужно извиниться перед Зухрой. Извинитесь за меня, а потом я сам это сделаю.

— Хорошо, но обещай мне вести себя как следует.

Через некоторое время Зухра простила меня.

Но всякая связь между мной и Сарханом прекратилась. Не буду отрицать, это было мне неприятно. Теперь уж и вовсе не с кем было поговорить. Что касается Майсура Бахи, то я его почти не знал. Наше общение ограничивалось лишь несколькими ничего не значащими словами, которыми мы обменивались за завтраком. Я презирал его замкнутость, тщеславие, изнеженность и дешевую внешнюю благопристойность. Как-то я слышал его по радио. Его голос показался мне таким же фальшивым, как он сам. Примечательно, что у него ни с кем, кроме клоуна от журналистики, не установилось дружеских отношений — факт, укрепивший меня в мысли, что старый холостяк — бывший педераст.

* * *

Лучше мне не выходить из комнаты! Однако там что-то происходит. В комнате Бухейри?! Точно. Перебранка… нет, ссора… даже драка… между Ромео Бухейри и Джульеттой Бухейри. Что же это значит? Может, она требует, чтобы он исправил свою ошибку? Или он хотел ускользнуть, как уже проделал это с Сафией? Дело становится интересным, однако все же лучше не выходить. Фрикико, будь внимательным и пользуйся чудесным мгновением.

Послышался звенящий голос:

— Я свободен!.. Женюсь на ком хочу… женюсь на Алие!

— Что? Алия! Учительница! Ты уже успел побывать у них в доме? Переметнулся от ученицы к учительнице?

Слушай, Фрикико. Какой чудесный день для Александрии! За здравствует революция! Да здравствуют июльские декреты! О, еще голоса: мадам… а вот и доблестный диктор — наконец-то он снизошел до суетных дел. Он, без сомнения, найдет решение этой деревенской проблемы. Да здравствуют сражения! Фрикико, надо двигать туда. Как бы не упустить момент.

Второй раз я услышал о происшедшем в изложении мадам.

— Я выгнала его, — сказала она в заключение. — Не следовало ему жить среди нас ни дня!

Я похвалил ее за решительность и спросил про Зухру.

— Заперлась в своей комнате и лежит, — сказала она вздохнув.

Да, старая история, но повторяющаяся, как времена года. Ну что ж, поздравим Бухейри с изгнанием. Получил повышение на пятый этаж. Никто не знает, где он закончит свой путь.

Мадам сказала мне:

— Хозяин «Мирамара» серьезно думает продать его…

— Я готов переговорить с ним, — ответил я и вышел из пансионата с горячим желанием прочесать Александрию вдоль и поперек.