Мадам сказала мне:

— Хозяин «Мирамара» серьезно думает продать его…

— Я готов переговорить с ним, — ответил я и вышел из пансионата с горячим желанием прочесать Александрию вдоль и поперек.

Фрикико… не упрекай меня.

* * *

Я впервые видел ее такой подавленной. Поникли яркие краски, потеряли блеск и красоту медовые глаза. Она принесла мне чай и хотела сразу уйти. Я попросил ее остаться. Ветер бушевал за окном. В комнате было мрачно.

— Зухра, в мире полно подлости, по немало и хорошего…

По ее виду было непонятно, слушает ли она меня.

— Вот посмотри, например, как было со мной. Когда мне стало тошно жить у моих родных в Танте, я сбежал в Александрию.

На ее лице не отразилось ни проблеска интереса.

— Я говорю тебе, что ни грусть, ни радость не может длиться вечно. Человек должен найти свой путь. А если судьба заведет его в тупик…

— У меня все в порядке. Я не жалею ни о чем.

— Но ты грустишь, Зухра. Я тебя понимаю. Только нельзя все время думать об этом. Давай поговорим о твоем будущем.

Ей было очень трудно сдерживать рыдания.

— Слушай меня внимательно, Зухра. У меня есть к тебе предложение. Не решай ничего сразу сейчас, подумай не спеша. — Подождав немного, я продолжал: — В скором времени у меня будет свое дело, и тогда, если ты захочешь, я смогу дать тебе приличную должность!

В ее глазах промелькнуло недоверие.

— Здесь неподходящее для тебя место. Порядочная девушка среди всевозможных любителей поразвлечься. Разве не так?

Она не слышала ни слова из всего, что я ей сказал. Это было совершенно очевидно.

— У меня ты будешь в безопасности. Работа честная, жизнь прекрасная.

Она что-то пробормотала, взяла поднос и ушла.

Меня охватила досада — я злился и на нее и на самого себя.

* * *

Я провел вечер среди бледно-красных стен «Жанфуаза». Сафия пригласила меня провести ночь у нее, и я согласился — к этому времени я был уже достаточно пьян. Я поведал ей о своих заботах. Когда я стал рассказывать о своем проекте, она вдруг воскликнула:

— Тебе везет! — и, зажигая сигарету, пояснила: — «Жанфуаз». Хозяин хочет продать его.

— Но это казино уж очень убого, — я еле ворочал языком.

— А ты подумай, в каком прекрасном месте оно расположено. Можно организовать всякие увеселения, хорошую кухню.

Она убедила меня, что казино приносит значительный доход даже в таком состоянии, и предсказала ему большой успех в будущем, если его подновить.

— Ты из народа, — говорила она, — и полиция примет это в расчет, а у меня есть большой опыт. Летний сезон будет нам обеспечен, остальная часть года также будет прибыльна за счет ливийцев: они столько денег получают за свою нефть, что им их девать некуда.

— Подготовь мне встречу с хозяином.

— При первом же удобном случае я займусь подбором девушек.

— Договорились.

Она поцеловала меня и спросила:

— А почему бы тебе не перейти жить ко мне?

— Это мысль, но ты должна узнать меня, как следует, в интересах плодотворного сотрудничества. Учти, я не понимаю этой штуки, которая называется любовью.

* * *

Около десяти утра я вернулся в пансионат. Внизу, у лифта, встретил Сархана. Мы оба сделали вид, что не заметили друг друга. Вероятно, Сархан пришел, чтобы нанести визит семье невесты. Неожиданно он повернулся ко мне и сказал:

— А ведь это ты виноват в стычке между мной и Махмудом Абуль Аббасом.