— Почему же он поселился в Александрии, а не в Каире?

— Он малый неглупый, хочет приобрести выгодное торговое предприятие. Здесь это легче сделать.

— Ему нужно побороть свою спесь, иначе сбегут все его клиенты.

Я спросил Сархана, почему он сам живет в пансионате, хотя уже в Александрии давно. Подумав немного, он сказал:

— Мне веселее в пансионате — там я среди людей, а что в городской квартире — все один да один.

* * *

Вечер песен Умм Кальсум. Вечер вина и веселья. В это время сбрасывается покрывало с тайников души. Сархану аль-Бухейри принадлежит значительная доля заслуг в оживлении вечера и, пожалуй, меньшая доля расходов. Я поглядывал украдкой на Талаба Марзука. Меня поражала его покорность, вялое движение челюстей, манера сидеть на стуле с видом пай-мальчика; он вынужден был выказывать симпатию к революции, хотя принадлежал к тем, чья крепость была создана на костях и крови, — теперь ему пришлось надеть маску. Что же касается Хусни, то он похож на обессилевшего орла. Правда, орел этот еще продолжает махать крыльями; возможно, он и взлетит когда-нибудь.

* * *

— Уверяю тебя, прежние противоречия полностью уничтожены.

— Вовсе нет… они лишь вытеснены новыми противоречиями. Ты вскоре убедишься в этом…

* * *

Сархан аль-Бухейри был душой нашей компании. Добросердечный, искренний, целеустремленный, он являлся живым воплощением революции.

Вскоре мне стало ясно, что Амер Вагди более всех присутствующих заслуживает симпатии и уважения. Я узнал, что именно его статьи я использовал при подготовке радиопрограммы «Поколение революции». Меня увлекли его прогрессивные, хотя и противоречивые, идеи. Очаровал меня и его стиль, отличающийся изысканностью и простотой. Старик был чрезвычайно обрадован тем, что я читал его статьи, — это говорит о том, как глубоко он переживает свой закат. Это обстоятельство невольно вселило грусть в мою душу. Он как бы уцепился за соломинку, которую я ему бросил, и часами рассказывал мне о непрерывной борьбе, о течениях, с которыми он сталкивался, о героях, которым был верен.

* * *

— А Саад Заглул? Прошлое поколение преклонялось перед ним…

— Какова ценность кумиров?! Этот человек нанес удар революции, когда она была еще в колыбели.

* * *

Что таит в своей душе Талаба Марзук, почему смотрит на всех с опаской? Вот и я поймал его неприязненный взгляд в зеркале шкафа. Не стоит обращать внимания. Таким, как он, надлежит бояться своей тени. Я наполнил его бокал. Он поблагодарил меня. Я спросил, что он думает о взглядах Амера Вагди на исторические события. Он ответил уклончиво:

— Что было, то прошло, давай лучше послушаем песни.

Я любовался Зухрой, которая обслуживала нас. Она лишь изредка улыбалась шуткам. Когда она подавала что-то Хусни Аляму, тот спросил ее:

— А ты, Зухра, любишь революцию?

Она застенчиво улыбнулась, отошла от стола гуляк и уселась возле ширмы, оттуда наблюдая за нами. Очевидно, Хусни хотел приобщить ее к беседе, но только смутил своим вопросом. Я заметил в его взгляде скрытую досаду и сказал:

— Она любит ее по-своему!

Но он не услышал или не захотел услышать меня. Через некоторое время он исчез.

Амер Вагди восхитил меня тем, что всю ночь до рассвета слушал музыку и веселился. Когда мы расходились по комнатам, я спросил его:

— Приходилось ли вам прежде слышать голос, подобный голосу Умм Кальсум?

— Это единственное, чему нет примера в прошлом, — ответил он с улыбкой.