И Альгот Ольссон оказывается следующей жертвой. Одновременно преступник делает все, чтобы замести следы, сбить полицию с толку. Неплохой мыслью было подбросить в домик Тшечецкого кольцо с жемчужиной, о кото ром мы все знали, что оно принадлежало fru Янссон. Я думаю, что он нашел это кольцо после того, как его потеряла Лилиан.
— Вы все еще говорите загадками, — вмешался господин Тувессон. — Я слушаю и никак не могу понять, кто же преступ ник? Как его имя?
— Пожалуйста. Его имя, фамилия и чин: обершарфюрер СС Хуберт Майснер.
— Как вы это узнали?
— Когда наши подозрения конкретизировались, мы стали внимательно изучать этого человека. Выяснили, что он знает польский язык. Взяли отпечатки его пальцев, это было нетруд но: он просто оставил их на стекле. Были у нас и его фотогра фии, последние, из Ломмы, и более ранние, даже двадцатилет ней давности. Собранные материалы мы отправили в Польшу. Там не забыли злодеяний фашистов, как это случилось в неко торых других странах. В Польше есть богатая коллекция фото графий военных преступников, которые «работали» в Освенци ме. Напрасно Мария Янссон искала кого-нибудь, кто был в этом лагере и помог бы ей утвердиться в ее подозрениях; она сделала это недостаточно умело. Полиция оказалась в более выгодном положении, воспользовавшись международными контактами. По ляки без труда узнали, кто снят на нашей фотографии, и при слали нам обширный материал, касающийся особы Хуберта Майснера и его прошлого. Благодаря этим документам мы зна ем, что мать Хуберта была норвежкой, а отец — Ганс Майснер — почти десять лет работал в Сосновце, где молодой Хуберт даже ходил в польскую школу, поэтому, кроме немецкого, он знал польский и норвежский. Знаем мы и то, что специальностью обершарфюрера СС были инъекции фенола в сердце. Таким способом он умертвил по меньшей мере тысячу заключенных. Кроме того, когда в Освенцим прибывали новые составы с людьми, Хуберт Майснер проводил так называемую «селекцию». Одних отправлял прямо в газовые камеры, а других, помоложе и посильнее, — на работу, что в тех условиях было равносильно смертному приговору, только несколько растянутому во времени. Очевидно, именно он послал в газовую камеру всю семью Марии Янссон. Потом он некоторое время скрывался в Германии, выдавая себя то за поляка, то за норвежца. Документы у него были отличные, он запасся ими в Освенциме: попросту забрал у людей, которых сам убил. Благодаря этому ему удалось перебраться в Норвегию, а оттуда в Швецию. Замаскировался он великолепно. Не зря говорят, что под лампой темнее всего. Если бы не случайная встреча с Марией Янссон, никто бы его не узнал. Но сегодня он будет арестован. Его не спасли эти три убийства — капли в море его злодеяний.
Магнус Торг прервал рассказ и посмотрел на часы.
— О, да я засиделся. Зашел сюда, чтобы забрать свои вещи: пора возвращаться в Лунд. Прошу извинить, но я вынужден вас покинуть: у меня сегодня еще масса дел.
Он сделал движение, собираясь встать, но, видно, что-то вспомнил и обратился к доктору Нилеруду:
— Вы, кажется, собирались сегодня в Лунд? Могу вас захватить, у меня есть место в машине.
— Мне надо переодеться, — ответил врач чуть охрипшим голосом.
— Ну что ж, минут пятнадцать-двадцать я мог бы вас обождать.
— Спасибо, через двадцать минут я буду готов, — доктор Нилеруд встал и быстро вышел из салона.
— А ведь вы так и не сказали нам, кто этот Хуберт Майснер, — Клара Тувессон тоже встала с кресла.
— До официального подписания прокурором ордера на арест это служебная тайна, — объяснил Магнус Торг. — Я и так сказал вам слишком много. Разболтался.
— Я иду наверх, — Клара Тувессон кивнула остающимся и вышла из комнаты. Муж последовал за ней. В салоне остались двое мужчин: Магнус Торг и редактор Свен Бреман. |