Признаемся чистосердечно, что нас очень тревожит арлекин. Мы столько видим всевозможных арлекинов в действительной жизненной пантомиме, что затрудняемся указать, кого именно приравнять к сценическому арлекину. Слачала мы думали, что арлекин не более и не менее как маменькин сынок, знатный и богатый юноша, который увез балетную танцовщицу и расходует жизнь на легкомысленныя удовольствия. Но серьезно подумав, мы вспомнили, что арлекины иногда повинны в остроумных замечаниях и даже разумных поступках, тогда как маменькиных сынков, говоря вообще, нельзя обвинять в подобных проступках. По основательном обсуждении этого вопроса, мы пришли к тому заключению, что арлекины в жизни люди обыкновенные и что их можно найдти во всяком положении и на всякой общественной ступени. Особое стечение обстоятельств дает им в руки магический жезл. Это естественно приводит нас к общественной и политической пантомине, которой мы и закончим наш очерк, но мимоходом надо заметить, что мы нарочно умалчиваем о Коломбине, нисколько не одобряя ея легкомысленных отношений к ея пестрому любовнику, а потому не считая себя вправе выставить ее на показ строго нравственным и высокопочтенным нашим читательницам.

Открытие парламентской сессии есть ничто иное как поднятие занавеса перед большой комической пантомимой, а министерскую речь мождо смело сравнить с вступительлыми словами паяца: «Милорды и господа, вот и мы, вот и мы!» Эти немногия красноречивыя слова, по нашему мнению, отлично выражают смысл министерской програмы. Если же мы вспомним, что министерская речь часто произносится после перемены декорации, то параллель является точной до мелочей.

Быть может, политическая пантомима никогда не была так богата и блестяща, как в наши дни. Особенно мы сильны паяцами. Никогда прежде не было у нас таких паяцов, которые готовы проделать всевозможныя штуки для потехи публики. Их готовность всегда и везде представлять даже вызвала злобное замечание, что давая даровыя представления по всей стране, когда столичный театр закрыт, они унижаются до роли уличных гаеров и подрывают авторитет своей лавочки. Гримальди этого никогда не делал.

Но отложив в сторону этот вопрос, так как в сущности это дело вкуса, мы можем с гордостью и удовольствием размышлять об искустве, которое выказывают наши политические клоуны во время сезона. Ночь за ночью они ломаются до трех и четырех часов утра, без устали выделывая самыя странные скачки и давая друг другу самыя смешныя пощечины. Шум и гам, среди которых они представляют, заткнут за пояс буйство самой веселой толпы в райке во время рождественских пантомим.

Всего любопытнее зрелище, которое представляет один из клоунов, ломаясь и корчась под действием магическаго жезла власти, который держит над его головой старик клоун или арлекин. Под этими сверхестественными чарами он или вдруг стоит неподвижным, не шевельнет ни рукой, ни ногой, ни языком или, в случае надобности, вдруг завертится, заболтает, оглашая воздух потоком безсмысленных, хотя красноречивых слов, предаваясь самым фантастичным влияньям или даже ползая во полу и подметая пыль. Эги представления более любопытны, чем приятны, и даже оне просто отвратительны всякому, исключая лиц, которые восторгаются подобной ловкостью, но мы к ним не принадлежим.

Странныя, очень странныя штуки проделывает и сам арлекин, который держит волшебный жезл. Одним мановением этого жезла перед глазами этого человека, он лишает его всех прежних понятий и наполняет его голову совершенно новыми идеями.