Я слышу, как «Ламбретта» Тома подъезжает к крыльцу; он всегда хотел такой мотороллер и купил себе его — правда, подержанный, — когда мы переехали сюда. Он ездит на нем на станцию и обратно. Это дешевле, чем содержать две машины, — ведь все свободные деньги, которые мы накопили, ушли на расширение дома.

Потом хлопает входная дверь. Том вбегает на кухню, его лицо выражает сильное беспокойство. На нем очки в модной черной оправе, которые он купил, когда начал работать в финансовом отделе технологической компании больше года назад. Том считает, что они придают ему больше серьезности. На лицо падает светло-русая челка, джинсы плохо сочетаются с льняной рубашкой и с пиджаком. Что бы он ни надел, все равно будет выглядеть как студент. От него пахнет Лондоном — дымом, поездами, латте навынос и чужими дорогими запахами. Снежок вьется вокруг наших ног, и Том наклоняется, чтобы рассеянно погладить его, но все его внимание приковано ко мне.

— О господи, с тобой все хорошо? Такой шок… как ребенок? — спрашивает он, выпрямляясь.

— Все в порядке. Мы в полном порядке, — отвечаю я, защитным жестом кладя ладони на свой живот. — Полиция все еще в саду. Они опросили меня и строителей, а теперь повесили ограждающую ленту, поставили палатку и все такое.

— Черт. — Том смотрит мимо меня в окно, на то, что творится в саду, и выражение его лица на несколько секунд делается мрачным. Затем он поворачивается ко мне. — Они что-нибудь сообщили тебе?

— Совсем немного. Это человеческий скелет. Кто знает, как долго он там пролежал… Насколько я знаю, ему может быть несколько сотен лет.

— Или он мог остаться со времен римского владычества, — говорит Том, криво улыбаясь.

— Вот именно. Возможно, он лежал здесь еще до того, как построили Скелтон-Плейс. То есть до… — Я хмурюсь, понимая, что не могу вспомнить дату.

— Тысяча восемьсот пятьдесят пятого года. — Конечно, Том это знает. Ему достаточно прочитать что-то один раз, чтобы запомнить. На викторинах он всегда первым отвечает на вопросы в разделе «Общеизвестные» и постоянно ищет всякие мелкие факты на своем смартфоне. Он — полная противоположность мне: спокойный, прагматичный, никогда не реагирует на что-либо слишком остро. — Хотя это выглядит достаточно серьезно, — вслух размышляет Том, не отрывая взгляда от того, что творится в саду.

Я смотрю туда же. Появляются еще несколько полицейских с поисковыми собаками на поводках. Неужели следователи подозревают, что здесь есть еще трупы? Мой желудок сжимается.

Том снова поворачивается ко мне, его голос серьезен.

— Мы уж точно не ожидали такого, когда переехали в деревню.

Несколько секунд мы молчим, потом начинаем нервно смеяться.

— О господи, — говорю я, прервавшись. — Мне кажется, сейчас не время для смеха. Все-таки это была чья-то смерть…

Но эти слова вызывают у нас новый приступ хохота.

Многозначительное покашливание заставляет нас умолкнуть, и, повернувшись, мы видим женщину-полицейского в форме, стоящую у задней двери. Это дверь сделана в «конюшенном» стиле, и сейчас открыта только верхняя половина, поэтому женщина, по пояс скрытая нижней половиной двери, выглядит так, будто собирается показать кукольное представление.