Девушка, которая была прямой и единственной виновницей сотен тысяч любовных признаний, выраженных в прекрасных стихах, и просто невероятного количества поэтических описаний всех радостей любви, сама не знала о ней ровным счетом ни-че-го. В этой очень большой, изящно обставленной красивой мебелью спальной, где очень часто звенели девичьи и женские голоса, звучали страстные признания в любви, она была подобна дикарке, впервые попавшей в огромный, сверкающий яркими огнями город. Едва войдя на его окраину, она уже была поражена им и её душа пребывала в смятении подобном панике, и Эрато была готова разрыдаться от каждого громкого слова или резкого жеста.

       Голубые глаза ангела Уриэля-младшего, до этого горевшие бесовским огнем, вдруг, потемнели и наполнились теплом и нежностью. Он ласково улыбнулся, отчего девушка вздрогнула, но не сдвинулся с места. Вместо этого из-под потолка слетели вниз его белоснежные крылья и, сложившись пополам их внешней стороной, укрыли её от ласковых взглядов ангела. Она облегченно вздохнула и видя добрый и ласковый взгляд Уриэля, тоже робко улыбнулась. Ей было даже неведомо то, что ангельские крылья и сам ангел были одним целым и она уже оказалась в страстных объятьях этого крылатого Казановы.

       Упругие и шелковистые белоснежные перья нежно поглаживали и ласкали тело девушки, легонько щекоча соски её грудей и даже девичье лоно, которое, до сего дня, еще никогда не доставляло ей никакого беспокойство, хотя возраст Эрато исчислялся почти четырьмя с половиной тысячами лет. Такой уж она была порождена Аполлоном. Девушка с удивлением отметила, что ангельские крылья вовсе не досаждают ей своими воздушными, невесомо легкими прикосновениями.

       Два ангельских крыла легко и плавно опрокинули Эрато на спину и подняли в воздух, но не понесли её немедленно к кровати Уриэля, а медленно закружили по огромной комнате с окнами, чуть ли не во всю стену, через которые в спальную проникали багряные лучи заходящего солнца. Белоснежные крылья то крепко обнимали тело девушки, стискивая её упругими перьями, то вновь принимались легонько щекотать его от кончиков пальцев на ногах и до её улыбающихся губ. Временами она тихо смеялась, лежа на одном ангельском крыле и укрытая от восхищенных взглядов Уриэля другим.

       Крылья ангела источали дивный аромат с каким-то горьковато-мускусным оттенком и девушка вдруг поняла, что это и есть запах мужчины, запах любви и страсти. Нет, она вовсе не хотела обнять Уриэля, но она уже прижимала к своей груди его белоснежное крыло и вспоминала отчего-то Леду и то, как эта девушка отдалась, однажды, огромному лебедю. Та юная эллинка тоже не хотела близости с мужчиной и Зевсу пришлось пойти на хитрость, чтобы сделать её своей любовницей, ведь после этого он приходил к ней уже как самый обыкновенный мужчина и, помнится, она с сестрами до слез хохотала над этой наивной простушкой.

       Теперь, похоже, на её долю выпало то же самое и Эрато стала с интересом посматривать на ангела, пытаясь угадать, как скоро он встанет со своего ложа и подойдет к ней для того, чтобы сорвать с её губ первый поцелуй. Она уже решила для себя, что не станет уступать ему просто так и отдаваться, словно жертвенное животное. Он или возьмет её силой, или... Каким должен быть второй вариант, она даже и не могла себе представить, так как ей совершенно не хотелось того, что на языке всех этих странных существ мужского и женского рода называлось соитием. Не то чтобы это было ей противно, просто на никогда не думала об этом и даже не могла представить себе, что это такое, - плотская любовь.