— Нет, выбор был, — возразила я. — Я согласилась драться с ним. Почему же нет? Согласилась на честный поединок, на кулаках. Хотя, Говард, между прочим, в этом поединке один раз попытался подсечь меня ногой. Было ведь такое, а? — спросила я, вновь обращаясь к Говарду.

Говард легонько кивнул мне, явно стыдясь своего бесчестного поступка, чему я позлорадствовала.

— За это я тебя прощаю, так уж и быть, — сказала я. — У меня ничего личного к тебе, Говард, нет. На самом деле, если так подумать, не передо мной тебе нужно извиняться… — Я начала гладить по макушке Келвина, продолжая глядеть на Говарда. — А перед этим вот красивым, замечательным, милым человеком. Мой родной!.. тьфу, точнее, сводный брат. Мой брат, которому я доверяла и, как дура, продолжаю доверять. Брат, который меня… предательски убил, размозжив мне череп солдатским сапогом! — процедила я сквозь зубы и со злости сжала пальцами череп Келвина как можно сильнее — братишка тихонько закряхтел от боли. — А теперь… — начала шептать я Келвину в ухо достаточно громко, чтобы и Говард услышал. — Теперь могу ему и отомстить, учитывая то, что его лишили способности.

Я сделала затяжную паузу, озираясь на всех вокруг: на Говарда, на Келвина и на Чандру, наблюдавшую за мной даже с каким-то интересом, повторяя движения моих пальцев и будто призывая меня сжать череп Келвина ещё сильнее. Затем я заметила Кусрама с Хамиилом, сидевших поодаль от нас и тихо наблюдавших за происходящим.

— Но я не стану этого делать, — сказала я, отпустив череп Келвина, и с огромной пристальностью взглянула на Говарда. — По крайней мере, не планирую — ни сегодня, ни завтра. Потому что я его уже простила. Я ведь не мстительна и не обидчива — слишком уж я много стресса испытала за свою жизнь, слишком часто умирала, что я считаю себя уже за мертвеца; и вообще я — самое фантастическое существо во вселенной, как в физическом, так и в ментальном плане. Извиняюсь, конечно, за такое проявление нарциссизма. Но что поделать? Я — ангел во плоти, и я готова простить любого человека за что угодно: даже за свою собственную смерть, даже за убийство своего отца, да хоть изнасилуйте меня — не знаю, что ещё хуже можно сделать со мной, но я готова простить и полюбить всех, абсолютно всех. — Вплотную подойдя к Говарду, я проговорила: — Даже тебя… хотя, тебя не то что любить, но даже прощать мне не за что. Ты мне абсолютно безразличен. Извинись лучше перед Келвином за то, что обозвал его геем безо всяких доводов, да и за то, что решил отыграться на нём, когда проиграл мне в кулачном бою после турнира. И побрейся, пожалуйста. И козлиную бородку не оставляй — её носят только одни мудаки. — Несколько я поразмыслила, а затем продолжила: — Может быть, именно из-за этого у меня и есть небольшая неприязнь к тебе. А ты сделал вывод, что я зла на тебя, только потому, что я тебя прогнала из нашей операции? Да я и близко ещё к своей настоящей злости не была — это я так, для прикола сделала только.

Я отвернулась, хотела было уже уйти, но тут меня неожиданно осенило, и мне показалось, что я поняла ситуацию ещё лучше, чем до этого.

— Или… — начала я, оборачиваясь к Говарду. — Может ли быть, что ты мной восхищаешься? Ведь я была намного лучше тебя на турнире, а затем ещё и оказалась лучше в кулачном бою. Похоже, что ты мне просто завидуешь; и ведь я уверена, что зависть к человеку противоположного пола может проявляться немного иначе, если ты понимаешь, о чём я. — Я увидела, как Говард слегка начал мяться. — Да! Я права, не так ли? Иначе как же ты мог бросить свою родную сестру и лучшего друга ради меня? Неужели только ради того, чтобы извиниться передо мной, совершенно чужим для тебя человеком? Прости, но я не верю в это.