– Видишь ли, – прежним тоном продолжил я, – демон мой тут и вправду замешан. Но дорогу он крутит не тебе, а мне. Тебя он не знает. Может, даже и не видит. И уж во всяком разе не может коснуться, а тем более принудить. Это ведь я меченый, а вовсе не ты. Так что не стоит перекладывать свою вину на малознакомых демонов. Эти штучки со мной не пройдут.

    Да, я мерзавец. Сам не пойму, как у меня и язык-то повернулся. Зато Интай виновато потупился, будто и впрямь не жизнь свою был выплеснуть готов к моим ногам, а увиливал от наказания за мелкий проступок, кивая на бяку-чертика: дескать, это он меня подучил, а я не при чем.

    Виноватым себя чувствуешь? Вот и хорошо. Тем крепче я могу быть уверен, что ты не попытаешься сделать сам то, от чего я отказался. Винишь себя за эту попытку? Значит, не повторишь ее. Самоубийство, оно тоже, знаешь ли, входит в привычку. И однажды оно может и удаться… особенно у таких, как ты.

    Потому что теперь я тебя, паршивца, и вправду понял. Теперь – понял. Ты и в самом деле такой же, как я. Совсем другой – но такой же. Ты, как и я, живешь виной. Ты дышишь ею, ты пьешь вину, как вино, опьяняясь ею до потери разума… и в пьяном бреду самообвинений ты, как и любой упившийся вдрызг, способен на многое… на непредсказуемое… и я непременно займусь тобой, бедный пьяный дуралей… я непременно отучу тебя хлебать эту гадость… нет, ну совсем ведь как младенец – всякую дрянь в рот тащит! Потом, после – а покуда пей свою мнимую вину взахлеб, торопись, заглатывай… пей – чтобы забыть о другой чаше с настоящей своей виной… куда более крепкой, опьяняющей смертоносно… пей же – а я покуда вылью украдкой ту, другую чашу, и песочком присыплю, чтоб не видать было, где вылил…

    – С мечом набезобразил ты, и только ты, – заключил я и лишь теперь позволил себе слегка улыбнуться. – И отбил меч от моей груди тоже только ты.

    Интай вскинул голову, будто и не веря услышанному – и все же веря как бы вполверы.

    – Точно я отбил? – моляще выдохнул он.

    Вот так. Выпил? До дна? Умница. А теперь закуси сладеньким.

    – Точно, – заверил я. – И никакой чужой силы. Так что не тревожься. Не убьешь ты меня сонного. Разве что лягушку за шиворот запустишь – это если я предпочту не проснуться по ходу дела.

    Есть такое выражение – «камень с души свалился»… так вот, судя по мордашке Интаевой, с его души свалилась такая тяжесть, что парень, того и гляди, взлетит.

    – И в том, что ты запрет нарушил, тоже не ты один виноват, – помолчав добавил я. – Мне надо было тебе не через два забора да за третий плетень перескакивать, а шаг за шагом, подробно, все как есть рассказать. Чтобы ты в целости знал, почему нельзя и что это за штука.

    – А почему не рассказал? – спросил Интай. Без обвинений, без подковырок. Просто спросил.

    – Хвастаться лишнего не хотел, – подумав, сознался я. – И так ведь исхвастался весь.

    – Дурак ты, мастер! – вырвалось у Интая.

    Ну, хвала Богам. Вот теперь все и взаправду стало на свое место.

    – Это верно, – с легкостью согласился я. – Но теперь я тебе все-все расскажу. Только не сегодня, ладно? Устал я сегодня. Лучше о чем другом поболтаем… а про это я тебе после расскажу.

    – После так после. – Дернул плечом Интай. – Ты мне лучше другое покуда скажи. Раз уж тебе демон вернуться не дает и оружие раздобыть не позволит… как же ты теперь, а?

    Вот ведь упрямая зараза!

    – Сам говорил: это только в сказках воин может на чудище с голыми руками переть.