Когда в 1953 году двум молодым исследователям из Англии Джеймсу Уотсону и Френсису Крику удалось расшифровать структуру ДНК, их достижение превозносилось как торжество человеческого духа, как триумф, увенчавший вековые попытки научным путем постичь Вселенную. Все уверенно ожидали, что это открытие будет отдано людям, чтобы служить на их благо.

Но этого не произошло. Тридцать лет спустя почти все коллеги Уотсона и Крика по научной работе были заняты делом совершенно иного рода. Исследования в области молекулярной генетики приобрели необычайный размах и превратились в огромное коммерческое предприятие с многомиллионным капиталом, но корни этого следует искать не в 1953 году, а в апреле 1976‑го.

Именно тогда произошла известная встреча между крупным промышленным магнатом Робертом Свенсоном и биохимиком из Калифорнийского университета Гербертом Бойером. Они решили основать коммерческую компанию по использованию достижений Бойера в технике манипуляций с генами. Их новая компания, ГЕНИНТЕХ, скоро стала самым крупным и наиболее успешным из всех начинаний в области генной инженерии.

Все сразу захотели стать богатыми. Почти каждую неделю объявлялось об открытии новой компании, ученые объединялись в группы для использования результатов генетических исследований. К 1986 году не менее 362 ученых, в том числе 64 из Национальной Академии, являлись членами экспертных советов биотехнологических форм, а тех ученых, которые являлись владельцами акций этих фирм или периодически консультировали их, было гораздо больше.

Необходимо подчеркнуть, сколь велико было значение изменения отношения ученых к результату своего труда. В прошлом ученые‑теоретики относились к бизнесу со снобизмом. Делать деньги – занятие, недостойное интеллектуала, пригодное лишь для торгашей, считали они. А заниматься исследованиями для промышленности, даже для таких престижных фирм, как «Белл» или Ай‑би‑эм, – удел тех, кому не удалось получить место в университете. Таким образом, чистые ученые весьма критически относились к работе ученых‑прикладников, да и к промышленности в целом. Благодаря этому давнему антагонизму университетские ученые были неподвластны растлевающему влиянию промышленности, и всякий раз, когда в практической сфере возникал спор, они готовы были беспристрастно и на высочайшем профессиональном уровне участвовать в дискуссии.

Но сегодня картина изменилась. Осталось очень мало как микробиологов, так и научных учреждений, не связанных с коммерцией. Старые добрые времена канули в вечность. Исследования в генетике продвигаются небывалыми темпами. Но они засекречены, проводятся в спешке и нацелены на извлечение прибыли.

В атмосфере коммерциализации почти неизбежно появление такой компании, как «Интернэшинл джинетик текнолоджиз» в Пало Альто, компании с далеко идущими планами. Также не стоит удивляться тому, что кризис в генетике, вызванный ею же, мог остаться незамеченным, В конце концов, исследования «Ин‑Джин» проводились секретно, а сами события произошли в одном из самых отдаленных районов Центральной Америки; число их очевидцев не превышало и двадцати человек. Лишь горстка из них осталась в живых.

Когда наконец 5 октября 1989 года в Верховном суде Сан‑Франциско рассматривалось дело о банкротстве «Интернэшинл джинетик текнолоджиз», процесс не привлек большого внимания прессы. Он был воспринят как нечто ординарное: в тот год «Ин‑Джин» была уже третьей биотехнологической компанией, потерпевшей банкротство, и седьмой – с 1986 года. А так как кредиторами были японские инвестиционные консорциумы, такие, как «Хамагури» и «Денсака», компании, традиционно предпочитающие оставаться в тени, немногие судебные документы стали достоянием общественности. Для избежания ненужной огласки адвокат «Ин‑Джин» Дэниэл Росс из компании Коуэн, Суэйн и Росс представлял на суде и японских вкладчиков.