|
Вокзальное начальство, упрежденное, что прибывает новый военный министр и главком, загнало пассажиров в залы ожидания и все двери заперло – на контролеров надежды нет: народ до зрелищ жадный, сомнет. Все вокзальные стеклянные двери расплющены прижатыми носами любопытных. – Говорят, начальник то, – шепчут в зале ожидания, – свирепый, порядок приехал навести, растрясет буржуев тутошних. – Мели, Емеля! Он сам из немцев, а немец – первый буржуй на земле. – Какой немец! Прикусись. Жид. Жид он. – Евреи против капитала свирепые. Сейчас гривой своей затрясет кучерявой – чтоб конфисковать немедля! – Коль, он мне под юбку залазит! – Ишь, ишь кадеты стеклами сверкают. Министры капиталисты! Как при адмирале сидели в начальниках, так и теперь остались. Эх, Расея, нет на тебя плетки! – Погоди, доведут, – подымемся, с заду искры полетят. – Слышь, папаш, а чего это эсеры все, как есть, нестриженные и с перхотью на спине? – Это у них от идейности. Идейный – он завсегда нестриженный. А перхоть – так то ж мозг зашелушивается изнутри… – Коль, он мне под юбку залазит! – Эвон паровоз, паровоз! Кадеты переговариваются: – Говорят, весьма способный военный. – Перестаньте. Откуда? Очередной крикун. – Гражданин Протопопов, посмотрите, как любопытно, – большевики молчат, будто воды в рот набрали. – Меньшевиков боятся. – Не верю. Ни во что не верю. Придут сюда желтые, весьма скоро заявятся. Армия может им противостоять, а ее, увы, нет. Есть сброд. – Американцы тянут с визами… – Чего вы от них хотите? Союзники – одно слово. Эсеры прежде всего озадачены вопросом: – Кто будет его приветствовать? – Естественно, от большевистской фракции. – Я спрашивал: те говорят, что приветствие будет от имени коалиционного правительства. – Какая, к черту, коалиция? Пауки в банке. Коалиция в России противоестественна: каждый в Бонапарты метит. – Двадцатый век – последний век этой цивилизации. И конец миру придет из России, истерзанной изнутри. – Меньше афоризмов, Владислав Прокопьевич. Афоризмы надоели, мы с ними проиграли все, что могли проиграть. – Граждане, поезд… Состав министра обороны и главкома медленно приближается к платформе. Заместители министра, военные руководители, начальник гарнизона медленно двигаются к тому месту, которое отмечено на перроне мелом: здесь должен остановиться салон нового министра. Следом за воинскими руководителями четко вышагивает начальник почетного караула: шашка посредине туловища, тело сотрясается от шагов, вдалбливаемых в жаркий асфальт, брови сосредоточенно нахмурены, глаза поедают спины заместителей министров. Капельмейстер, взятый напрокат из оперного театра, неуклюже морщится в военном кителе, то и дело обмахивается платочком, подрагивает рукой, поднятой в уровень с головой: ударить марш встречи надо секунда в секунду, чтоб все как в прежнее мирное время, когда губернатор появлялся в ложе. Паровоз остановился. Дверь вагона министра распахнулась, и оттуда медленно вылез бритый наголо человек в зеленом английском френче – без орденов и знаков отличия. Оркестр рванул марш торжественной встречи. Начальник гарнизона стал выкрикивать слова приветствия. Блюхер, не дослушав его, отвернулся. Из распахнутой двери жена и адъютант протянули ему махонький гробик. Блюхер принял гроб на руки и пошел сквозь толпу встречающих к выходу. Оркестр оборвал приветственный марш, веселый и громкий, только когда Блюхер был совсем рядом. |
