Когда луна снова скрылась за облаками, дом предстал во всей своей угрюмости. Но вот внезапно показался мимолетный отблеск в окнах второго этажа — слабый и рассеянный, словно кто-то нес стеариновую свечу за многослойной занавесью паутины.
Луна вышла опять, и свет тут же исчез.
Но не было никого на дороге, ведущей к холмистой гряде, кто бы увидел это. Не было желающих посетить дом, как и тех, кто бы согласился повстречать живущих там, да и не было ни у кого стремления выяснить, почему этот дом пользовался такой дурной славой. Он напоминал дом с привидениями, да и был на самом деле им, как утверждали окрестные жители. Говорили даже о криках в ночи и других не менее странных вещах.
Только луне было позволено любить этот дом. Пришел день, и луна погасла.
Гури Мартинсен ослабила туго затянутый воротник и обмахнула лицо перчатками. Она была полной женщиной тридцати пяти лет, ее красное лицо блестело от пота. На ней была неудобная юбка с турнюром, шляпа сползла на лоб и держалась лишь на заколках.
— Нет, я больше не в силах ступить и шага. Я спущусь вниз к реке и отдохну.
Ее муж слегка раздраженно поставил чемодан перед собой. Ему тоже было жарко.
— Гури, у нас мало времени. Уже поздно, и тетушки ждут нас.
Гури как раз спускалась вниз к реке.
— Ты сказал, что здесь от станции недалеко. А мы уже идем целую вечность!
— Вечность, — пробормотал он. — Всегда ты преувеличиваешь.
Но он должен был признать, что дорога оказалась значительно длиннее, чем запомнилось ему. Как же давно он был здесь последний раз! В то время и железных дорог-то не было.
— Пойдем, Сисель, — позвала жена их восьмилетнюю дочь.
Сисель боязливо ступала по траве, тщедушная маленькая девочка с редкими, светлыми волосами и взглядом, который как будто всегда просил прощения. Ее отец покорно вздохнул и поплелся следом.
— Но нам нельзя надолго задерживаться, — крикнул он. — Время идет, а нам надо идти дальше.
Сисель всунула свою маленькую ручонку в папину ладонь.
— Можно мне остаться с вами? — протянула она жалобно.
— Мы ведь уже говорили об этом. Папа и мама отправляются в первую в своей жизни заграничную поездку. Нам надо немного побыть одним, ты пойми. Тебе придется пока пожить у дедушкиных сестер. Они наверняка добрые, а мы скоро вернемся.
Уве Мартинсен надеялся, что его тетки окажутся приятными. Он не видел родственниц с детства. Тогда он слегка побаивался их. Но это было давно; они наверняка оттаяли на старости лет. Уве было известно об оригинальности тетушек, ведь вся остальная семья с ними не общалась. Но Гури и он планировали разбить лед, оставив Сисель у бабушек (и избавившись от нее на время). Три очаровательные старушки…
Им будет так приятно заполучить малышку к себе в дом! Раз уж они живут в деревне и все такое…
Сисель больше не говорила о поездке. Все равно не поможет.
Вместо этого она начала бегать вдоль берега, пока родители сидели и отдыхали каждый на своем камне. Сисель была такая легкая и худенькая, что жара от палящего солнца не беспокоила ее. Она рассматривала всякие чудесные камешки на песке и бросала изредка какой-нибудь из них в протекавшую рядом воду.
Девочка нагнулась, чтобы ближе разглядеть что-то, блестевшее на дне, прямо у берега. Что бы это могло быть? Она опустила руку, почувствовала, как поток подхватил ее, но все-таки достала предмет.
Разжав кулак, она увидела, что это была просто монета со странным узором. Похоже на какие-то буковки или значки. Монета была в плачевном состоянии, вряд ли кто-то взял бы ее себе, но девочка тщательно вытерла ее о траву и положила в карман. Мама позвала дочку, и Сисель вернулась к родителям. |