— Почему ты вдруг вспомнила эту историю? — спросил я через некоторое время.

— Я подумала, что Арне похож на этого поэта. Неисправимые фантазеры часто теряют дар слова, когда фантазия оказывается реальностью. Я уверена, что Арне видал что-то сегодня ночью и не на шутку испугался. Потому он и был за завтраком такой притихший.

— Ты тоже веришь, что в этом доме водится нечистая сила?

— Я уже не знаю, чему верить, только чувствую, что здесь вот-вот случится что-то ужасное. Когда я увидела утром лицо Арне, мне захотелось сразу же уехать домой. Не знаю, почему я осталась, может быть, из любопытства. В каждом человеке сидит сыщик. И во мне тоже. Давай забудем обо всем, пока можно… Боже, как тут хорошо!

Мы катались на лодке чуть меньше часа, потом начался дождь. За разговором мы не заметили, как небо заволокло тучами. Моника накинула на плечи красный плащ.

— Как видишь, мои пророчества сбылись, — сказал я. — А мы с тобой, между прочим, находимся чуть ли не в Атлантическом океане, который можно считать кладбищем моряков. Нам бы надо поискать убежище от дождя на каком-нибудь островке.

Я взял курс на сравнительно большой остров, который был к нам ближе всего. В бухте острова я разглядел маленький лодочный сарай. Я греб наперегонки с усиливающимся дождем. Через несколько минут мы уже привязали лодку к камню и побежали к сараю. Я промок насквозь и был прозрачный, как медуза. Мы сели на старые рыболовные сети и перевели дух.

Убежище мы отыскали не самое удачное, Сараем не пользовались, по-видимому, уже много лет, стены были изъедены плесенью, и дождь весело пробивался внутрь сквозь ветхую крышу. Воздух казался густым от запаха гнилых водорослей и рыбьих потрохов. И тем не менее это убежище было не лишено поэзии: пустынная местность, неистовство стихии, общество молодой и прекрасной женщины. Через грязное разбитое окно мы наблюдали этот всемирный потоп.

— Мы сидим здесь, как Иона в брюхе у кита, — сказал я и обнял Монику за плечи. — Только он был один, а нас двое. Существенная разница, правда?

Моника смотрела куда-то вдаль. Волосы у нее прилипли к щекам, влажная кожа подчеркивала высокие скулы. Она была похожа на дикарку, на первобытную женщину, которая смотрит на огонь, разведенный посреди пещеры. Вдруг она порывисто прижалась ко мне.

— Мне страшно, Пауль.

— Что с тобой?

— За последние дни столько всего случилось. Воздух здесь как будто отравлен. И особенно я боюсь за Арне. Он стал такой… неузнаваемый… Кажется, ему и в самом деле угрожает опасность.

Ее духи щекотали мне нос — к лицу как будто прижали букет фиалок. Меня обдало жаркой волной, и я с трудом сдержался, чтобы не выйти из образа доброго дядюшки. «Не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его…» Я отечески похлопал Монику по плечу.

— Не волнуйся. Все это просто глупый розыгрыш, подстроенный местными шутниками. И не бойся за Арне. Что могут два жалких старых привидения…

Я замолчал, заметив, что она меня не слушает, и повернул ее лицо за подбородок к себе.

— Моника, какие у вас сейчас отношения с Арне? Все по-прежнему?

Моника не поднимала глаз, лицо у нее застыло.

— Не знаю. Оставим это сейчас, Пауль. Помнишь, как мы с тобой развлекались в Осло? Мы тогда как будто снова стали детьми…

— Еще бы не помнить.