Пленника я отпустил не зря: если мы собираемся действительно регулярно доставлять амерам неприятности, то следует также давить им на психику. Этому я научился в Чечне, где нечто подобное делали местные духи. Такой прием оказывал сильный деморализующий эффект, особенно на новичков. Молодые с ужасом слушали переходящие из уст в уста рассказы об издевательствах боевиков над пленными. А лекарство, как всегда, было в подобном: как только убиваешь своего первого духа, страх прячется в самый темный угол подсознания и лишь делает тебя сильнее. Но я надеялся, что с амерами будет иначе. После войны я интересовался, как подобные вещи переносят солдаты в других странах. Вьетнамский опыт меня особо не вдохновлял, народ в семидесятые годы был крепче, чем в девяностые. Еще жива была память о прошедшей войне с фашистами, боевой дух американцев тех лет казался очень высоким. Другое дело последующие войны с арабами и афганскими духами. Часто приходилось читать и слышать, как люди сходят с ума от боевой усталости, просто на ровном месте. Без выхода на боевые, сидя на каких-нибудь хозработах или чиня технику в автобате. А условия в лагерях американских вояк гораздо лучше, чем были у нас в том же Афганистане. Вникая в проблему глубже и читая сообщения какого-нибудь ветерана из американской Алабамы или английского Саутгемптона в новом интернет-изобретении – Живом Журнале, я начинал понимать разницу. Западные люди слишком привыкли к комфорту и долгой жизни, наполненной лишь мелкими неприятностями. Так или иначе, все можно решить и снова существовать, не напрягаясь. Приходя на войну, такой человек думает, что попал в видеоигру, где в любой момент можно нажать на паузу и все прекратится. А когда приходит понимание, что игры и шутки кончились, стресс выдавливает из западного человека любую волю к победе. Я не говорю про киношных «рэйнджеров» и бравых «маринс», этих наверняка мало и им и без того хватает забот. Мы же будем иметь дело с наемниками, которые особо рисковать не желают, и с военными из строевых частей. Эти в массе своей жиже по духу и не так сообразительны. Конечно, есть у них всякая техника, они организованы и прекрасно вооружены. Но вот тут мы и будем работать над тем, чтобы эту идиллию нарушить. Внести диссонанс, заставить бояться и, как следствие, совершать ошибки, паниковать. Только так можно попробовать выжить самим.
В последний раз глянув на впавшего в ступор Андрея, черной запятой выделявшегося на фоне зелени луга, я повернулся к артельщикам, и увиденное стало еще одним позитивным импульсом. Оба были заняты делом: Михась сортировал патроны к двум разложенным на его куртке карабинам, а водитель Варенуха, вынырнув из недр подбитой БМП, показал мне измазанный черной смазкой правый кулак с отогнутым вверх большим пальцем.
– Я тут чего придумал. – Водила спрыгнул на землю и стал водить корявыми пальцами в воздухе, объясняя идею. – Трупы можно внутрь прибрать, аппарель закроем изнутри. Ты говорил, Антон, что у них в форме радио вшито?
– Маячки навигационные, и что?
– А то, – Варенуха хитро оскалился, сверкнув железной фиксой. – Аппарель я закрою, а к боекомплекту гранату привяжу. Станут они люк открывать, и всем тут же хана!
Идея показалась мне здравой, и я пошел вместе с водилой снова к дороге, откуда мы споро дотащили труп казненного танкиста и сложили его в десантный отсек танкетки, где уже лежали вповалку двое американцев, прибранных невольным изобретателем чуть раньше. Приладив к люку найденную среди прочего трофейного хлама круглую осколочную гранату, соединенную с отрезком тонкой медной проволоки, мы совместными усилиями закрыли бронемашину наглухо. Механизм аппарели водила испортил изнутри, поэтому вручную снаружи ее уже не опустить. Если ремонтники будут ломиться внутрь, так и так придется открыть один из трех люков, соединенных проволокой с гранатой. Отойдя на десяток метров от подбитой машины и придирчиво ее осмотрев, мы решили, что и так сойдет. |