Изменить размер шрифта - +
Еще утром был
в Быковке,  а вечером по срочному вызову -- в Москве, в гостинице "Украина",
устроился жить и пошел в  ресторан поужинать.  "Мальчики" лет этак тридцать,
из тех, что кончили  Литературный  или другой институт, в красивых пальто, в
мохеровых шарфах, в меховых шапках шляются по столице, попивая коктейли  или
чего  покрепче,  вельможно  рассуждая  при  этом  "за  народ",  и  не спешат
жениться,  чтобы  не  уходить  от  родителей  и  не  кормить свою  семью, да
разукрашенные  девки  бесились  в ресторане, справляли шабаш по поводу того,
что один из них протолкнул-таки "сценарий про рабочий класс". Парни-мужики и
курящие   девицы    выкрикивали   что-то   хриплое,   дикое,   по-африкански
"выразительно" вертели задами,  закатывали глаза  в экстазе танца, загнанные
официанты  разносили  по  столам еду, какой быковские женщины и в  глаза  не
видывали, вина, какие они сроду  не  пивали. Сиял свет, гремела музыка, было
дымно,  чадно,  взвинченно-весело.  Перед  моими  же  глазами  неумолимое  и
трагичное стояло видение: войной  надсаженная, полуразвалившаяся деревушка с
темными окнами.
     Паруня ломит всю жизнь работу, производит продукцию, у нее огород есть,
коза,  куры  и  собака  Тузик.  Хорошо,  коли   продукт,  ею  произведенный,
потребляют металлурги, шахтеры, рабочие и служащие, учителя, ученики и малые
дети в  детсадике, -- это  все так и  должно быть. Однако  же часть труда  и
продукции,  произведенной  Парушей,  попала  и попадает  этим  вот  "сливкам
общества",  этим  краснобаям  и  пьяницам.  А  почему  она,  собственно,  им
попадает? Почему они не  работают и жрут?!  И что самое обидное, жрут  слаще
тех, кто работает...


x x x


     С годами еще  тяжелей сделалась походка Паруши.  Часто она стала падать
-- подводят простуженные ноги, но тело и вся она крепко, по-мужицки сбиты. И
летом,  разломавши суставы и потрескивающие  кости,  выходила она вместе  со
всеми  быковскими жителями на  закладку силоса  --  заросли  холмы  в округе
бурьяном, дурнотравьем, а по пойме реки -- пыреем, коси, сколь угодно, сколь
душа  просит.  По девяти-двенадцати  ям  силоса  закладывали. И  любо-дорого
смотреть,  как, рассыпавшись по  косолобкам,  в цветастых кофтах, в широких,
складками обхваченных юбках женщины неторопливо  да податливо вели  прокосы,
исполняли  мужицкую работу  -- отбивали,  точили литовки, прочищали  сточные
трубы из ям,  лошадьми утрамбовывали сырую зеленую массу. Требовалось -- и к
горну в кузнице становились. Глядишь, и бригадир- "руководитель" прибудет из
соседней  деревушки Катаева.  "Руководить" в  его понимании -- значит пушить
всех грязнущими  словами  и, главное,  вызнать,  не  косит  ли  какая-нибудь
хозяйка  на лесной  притаенной кулиге  "для  себя", не таскает ли в вязанках
сено ночами  на поветь. Как  вызнает, тут же понятого, такого же пьяницу, за
бок -- и  с  "описью" в дом.
Быстрый переход