— Летает. Конечно! — воскликнула я.

Титан должен был летать. Иначе зачем ему быть похожим на ракету?

— Нет, — серьезно ответила Нина Федоровна. — Это же титан. Титаны не летают.

Моя дочь поверила не мне, а Нине Федоровне. Безоговорочно. Разве могло быть иначе? Титан жил в комнате у Нины Федоровны. Она знала его привычки лучше меня.

— Нина Федоровна засыпает. Часто, — сказала мне как-то Маришка.

— Даже когда у нее ты?

— Да.

— Вот видишь. Титаны летают. Ночью. Когда она спит.

— Куда летают? — недоверчиво спросила она.

— В сказочные страны, где есть круглые дома. А в них круглые желтые комнаты. Я такие уже видела.

— Потому мы играли в счастливые круглые комнаты?

— Да, — я чмокнула ее тугую щеку.

Она не отстранилась. У меня дрогнуло сердце. В него нежданно толкнулась надежда. Я уже и не помнила, когда она разрешала себя поцеловать. Я спала этой ночью как убитая. Как человек со спокойной душой. Но лучше бы я этого не говорила. Маришка решила попросить Нину Федоровну не спать и проверить.

— Не стоит делать меня сумасшедшей, голубушка, — вежливо сказала Нина Федоровна. — Я из ума еще не выжила. Несмотря на возраст.

Я объяснилась и извинилась, она поджала губы тонкой ниткой. А Маришка решила проверить сама и застряла в титане. Хотела узнать, что внутри. Ее еле вытащила Нина Федоровна. Вся правая рука у Маришки была ободрана.

Иногда мне кажется, что история с титаном разрушила мои отношения с дочкой. Раз и навсегда. Хотя это ерунда. Я и сама понимаю. Наша соседка была одинокой, бездетной, безмужней старухой. Потому она крала чужих детей. Она украла моего мужа у его матери, а потом мою дочь. Если бы не она, наверное, все было бы хорошо. Да. Все хорошо. Я точно знаю. Мой муж и дочь пропали у старой ведьмы, как Ганзель и Гретель, и она заживо съела их душу. Старая ведьма с коричневыми старческими пятнами на высушенных старостью передних лапках. Как у пегого злобного богомола, пришедшего ко мне на балкон летом, которое хотелось забыть.

— Титан — печка! — крикнула моя дочь. — Печки не летают. Зачем ты мне это сказала?

— Я думала так будет интереснее. — Мой голос упал. — Разве нет?

— Нет! Ты меня обманула!

— Я не обманывала тебя. Я только хотела, чтобы тебе было весело. Я не могу тебя обмануть. Я же твоя мама! Ты же мне веришь? Веришь? Да?

Я умоляла Маришку мне поверить. Голосом. Руками. Губами. Она меня оттолкнула.

— Я была бы калекой! Без руки! Из-за тебя! — заплакала она.

— Кто тебе сказал? — мгновенно вскипела я. — Кто?!

— Баба Нина! И папа!

Моя дочь поверила отцу и чужой женщине, которую знала всего месяц. Безоговорочно. Не мне. Им. Чужой женщине! Не мне!

— Каким образом моя дочь могла оказаться калекой? — еле сдерживая себя, спросила я Нину Федоровну. — У нее только рука оцарапана! И все!

— Почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне? — сухо переспросила Нина Федоровна.

— Вы влияете на мою дочь! На мужа! Кто мог ему рассказать? Кто мог представить все в таком свете? В черном свете! Маленький ребенок? — закричала я, сжав кулаки. — Вы! Что плохого в том, что ребенок мечтает? Что?

— Ничего, — спокойно ответила Нина Федоровна. — Мне надо принимать лекарство. У меня больное сердце.

Это означало конец разговора. Я стояла, беспомощно сжав кулаки. Мои щеки пылали от унижения и бессилия.