— Твой шеф так напуган возможной перспективой разглашения его темных делишек, что не остановится перед тем, чтобы убрать тебя.

— Как убрать? — не поняла Гелька.

— Физически, — вздохнул Игорь.

— Подожди! Но ты же сам сказал, что в базе данных нет ничего такого! Ее даже в милицию нести бессмысленно! Так почему ты считаешь, что Захарыч хочет меня убить?! За что?!

Гелька не заметила, как перешла на крик. Игорь встал, обнял ее и прижал к груди.

— Тихо, Лина, тихо. Еще раз повторю: тут не в базе дело, а в тебе самой. Ты несколько лет проработала в этой конторе, наверняка что-то видела, о чем-то догадывалась. Пока ты была под боком и не рыпалась, все было нормально. Но стоило только тебе уйти, да еще и со скандалом, ты тут же стала опасна.

— Но я не понимаю: как я могу угрожать Захарычу если мне даже в милицию не с чем идти?

— А это называется «на всякий случай». На такой нервной должности твой шеф вполне мог заработать паранойю. Плюс наверняка после твоего ухода у него многие планы полетели в тартарары. Срыв рейсов, унижение перед клиентами — можешь сама представить, что именно. Так что не будем сбрасывать со счетов и банальную месть. Ну не высылают целую бандитскую бригаду, просто чтобы выяснить, куда бывший работник спрятал перед уходом записную книжку! Тут игра куда крупнее идет. Кстати, наш пресловутый «Славянин» на этой неделе заказывал аж три машины. Если мои выкладки верны, то, скорее всего, как минимум два из трех рейсов были сорваны, а если порядок с графиком до сих пор не наведен, то завтра сорвется и третий рейс. Представляешь, какой нагоняй получил твой шеф от ребят из «Славянина»? И догадываешься, кого он считает виновным во всех своих бедах?

— Меня, — выдохнула Гелька.

— Вот именно!

— Но что же мне теперь делать?

— Прежде всего — не паниковать. Завтра мы с тобой проснемся и первым делом отправимся в райцентр писать заявление в отдел милиции.

Гелька схватилась за голову и застонала:

— Игорь, можешь считать меня полной и беспросветной дурой, но я уже решительно ничего не соображаю. То ты говоришь, что моя база данных им неинтересна, то предлагаешь писать какое-то заявление…

— Заявление о нападении на тебя! Прости, но это уже подсудное дело. Мы с Колькой свидетелями пойдем, надо будет — вообще все Заречье поднимем. Средь бела дня вламываться к человеку в дом, бить его и требовать, чтобы он немедленно поехал туда, куда ему не хочется, у нас в стране еще ни одному работодателю не позволено. Это, прости, уже как похищение классифицируется. Так что, хочет Захарыч этого или нет, но ему придется давать компетентным органам объяснения и отвечать за действия своих дуболомов. Он зашел слишком далеко и слишком многое о себе возомнил.

— Слушай, а насчет того, что он меня убрать хочет, — ты действительно так думаешь?

Игорь внимательно посмотрел на Гельку поправил ей выбившийся из-под заколки локон.

— По крайней мере, я бы не стал исключать такую вероятность. Захарыч не может быть на сто процентов уверен, что ты так и не поняла, с кем имела дело. Да и про то, что где-то поблизости притаилась бригада, тоже забывать не следует. Мы не знаем, какую именно задачу, кроме возврата ежедневника, поставил перед ними Захарыч, а надеяться на то, что мы их с Колькой напугали до потери пульса и больше они в Заречье не сунутся, — несерьезно. Лучше предполагать самое худшее и быть ко всему готовым, нежели мечтать, что все само собой уляжется. Уж поверь мне!

Страшно, — призналась Гелька, зябко поведя плечами. — Никогда бы не подумала, что Захарыч может дойти до такого.