– Медэксперт и фотограф здесь? Приступайте! А ты, Петренко, пошарь в карманах у покойничков. Хорошо бы личности выяснить…
Ставлю еврик против деревянного, что троих комиссар уже опознал, хоть были они безголовы. Своих кормильцев не забудешь! Но имелись еще двое у стойки и эта голая красотка из первичных. Ее голову подкатили к обрубку шеи, и медик, взглянув на зубки красавицы, повернулся ко мне и с уважением произнес:
– Первичная! Ловко вы ее успокоили, Дойч… Снести башку одним ударом! Давно я такого не видывал!
Щуплый инспектор – должно быть, Петренко, – обшарил мертвецов, а заодно кассу бармена и столик с жетонами. Главным вещдоком были валюта и рубли, а также снимки уцелевших челюстей – медик разжимал их особым ланцетом, фотограф давил на кнопку, и камера тихо жужжала, увековечивая мои труды. По-по в боевом снаряжении исчезли – должно быть, Фурсей убедился, что персонально ему ничего не грозит. Трое его сотрудников сунулись в коридор за занавеской и притащили мертвого парня – голого и плоского, как выжатый лимон, с отметинами от клыков на шее. Медэксперт его осмотрел, пожал равнодушно плечами и, поглядев на тело обезглавленной вампирши, заявил:
– Обычное дело: он ее трахал, а она сосала кровь. Эта первичная, а остальные пятеро – иницианты. Никаких претензий к Забойщику, комиссар.
– Могу собрать оружие, дон Фурсей? – осведомился я.
– Можешь, ловец божий. – Физиономия комиссара помрачнела. – Собирай барахло, бери своего недоумка и валите отсюда к ядрене фене.
– Сам туда вали, оборотень в погонах, – прошептал Влад, но очень-очень тихо. Что до меня, то пререкаться я не стал, вытер клинок, сунул в ножны и подобрал обрез. Ружье было чистым, как стеклышко, ни запаха дыма, ни нагара в стволе. Чудесная вещица!
Кажется, комиссар тоже так считал.
– Дай-ка сюда! Хочу взглянуть на твою игрушку.
Не люблю расставаться с «шеффилдом», но как откажешь любопытному по-по? Я подчинился.
– Осторожнее, сударь мой. Эта игрушка стоит вашего жалованья за десять лет.
Вообще-то обрез я получил в подарок, но Фурсею знать об этом не обязательно. Ни Фурсею, ни его шестеркам, ни даже Владу. Никому на свете! Мои отношения с Лавкой – мое личное дело. Впрочем, если и рассказать, кто поверит?
Фурсей направил ствол на стойку бара и попытался нажать на спуск. Ничего не получилось.
– Где предохранитель? – Он недоуменно прищурился.
– Нет предохранителя.
– Не заряжено? Какая-то хитрая блокировка?
– Заряжено, и никаких блокировок нет.
Выхватив у него ружье, я послал пулю в игральный автомат. Рявкнуло, будто гром прокатился, полетели клочья пластика, какие-то шестеренки и раскрашенная жесть. «Шеффилд» был разгневан – я отдал его в чужие руки! Ну ничего, отойдет, успокоится…
Я сунул обрез в кобуру под мышкой, посмотрел на рожи Фурсея и ошеломленных помощников и ухмыльнулся.
– Вот так-то, синьоры. Пуля «дум-дум». Когда нужно – разрывная, а в прочих случаях – бронебойная.
– Какого хрена, морочишь меня?! – взъярился Фурсей.
– Нет. Просто у нас, Забойщиков, есть свои маленькие секреты.
Повернувшись, я зашагал к выходу. Влад топал за мной, его камеры по-прежнему жужжали, так как было им что фиксировать. |