Школьники разошлись по домам, чтобы через пару часов встретиться снова. Теперь уже в участке. От кого о происшедшем стало известно ашдодской полиции, можно было лишь предполагать. На следующий день полиция разрешила сообщить о трупе по радио и в газетах. Официальное коммюнике было коротким: «Все учащиеся вызваны для допроса в полицию. Личность погибшего не установлена. Следствие по делу продолжается…»

У дома мне снова встретился Влад. У них с женой был отработанный до деталей, в точности повторявшийся каждый раз ритуал выезда. Влад спускался с галереи. Жена его уже сидела внизу, в машине. Он осматривался по сторонам. Потом садился в машину.

—Жируешь, командир?

Предполагалось, что тут, в Израиле, я всю дорогу барствую, кропая рецензии для «Золотой кареты» по тысяче шекелей за штуку. А полнотелый в темных очках Влад — весь в заботах о хлебе насущном…

— А чего делать? Как ты?

— Кое-что наклевывается. Теперь в Питере… Я тебе говорил.

— Квартира?

— Да… — Он как-то странно на меня посмотрел. — Кстати, тебя полиция не треплет?

— С чего бы? Я что-то не догоняю.

— Ну, «где родился, где крестился»?

— Нет!

— Потому что ты из России. А меня тягали. Я думаю, все потому, что у них нет обмена с МВД Украины.

— А чего?

— Все братву ищут.

Никто ни разу не вызвал меня, не спросил, где я работал в стране выезда. Словно всем это было до лампочки… Представляю, что было бы, если б я, бывший сотрудник израильской полиции, переселился в Россию.

—А может, тайно наблюдают… Да сейчас! Погоди! — Влад махнул жене. — Со мной разговаривали в Мидраш-а-Руси. На Русском подворье. Полиция тут крутая.

Разобраться было трудно: недавно миштара допрашивала премьер-министра. Закатила семичасовой допрос начальнику канцелярии премьера…

— Делать им нех…

— Полный беспредел. А знаешь почему? Они же пишут справа налево… — Он подмигнул. — А мы наоборот. Мы только еще начали строку, а им уже с другого конца все известно… Ну, бывай. Ладно!

—Ты поосторожнее с этим подонком…

Зеленоглазая Рут видела меня с Владом. Догнала. Мы поднимались по лестнице вместе.

—Привет, Рут! Как жизнь?

— Замечательно. С ним никто не имеет дела. И ты держись дальше!

— Добрый ты человек, Рут!

— Добрый… Скоро тридцать пять лет, и никто замуж не берет…

«Годы идут, а счастья нет!» — накалывали в таких случаях на грудь или на руку…

—Тридцать четыре! Ну, что это за возраст, Рут?!

Я позвонил гиду Лене Милецкой. Меня интересовал храм, о котором Хэдли упомянула в машине. Звонок застал Лену в Акко, на экскурсии. Ей было неудобно разговаривать, но она была рада моему звонку. Я уловил ее бешеный напор. Все, что распирало ей губы, свитер, джинсы. Поднималось навстречу, всходило.

— Я бы хотел посмотреть Крестовый монастырь. Когда вы в нашу сторону?

— Соскучились? Я могу хоть завтра пр-л-иехать!

— Завтра не выйдет! Как в субботу?

— Я как раз буду в Иерусалиме.